Читаем Русская жизнь. Земля (сентябрь 2007) полностью

Для меня же главное достоинство картины в том, насколько интересным, захватывающе разным, привлекательным, увлекательным и завлекательным может быть на экране человеческое лицо. Чтобы с такой любовью показать человека, надо любить его искренне. Влюбленность Михалкова и в человека вообще, и в актеров, и в придуманных им персонажей и приводит режиссера к постоянной авантюре: самому переодеться в действующее лицо, вмешаться в пространство экрана, научить, наставить, навести порядок, помочь, спасти.

Что тут возразишь? Когда создатель сам заявляется в созданный им мир, кто же ему судья, интересно?

<p><strong>Денис Горелов </strong></p><p><strong>Вас догонят </strong></p>

«Доказательство смерти» К. Тарантино. Скажи тете «До свиданья»

<p><strong><image l:href="#_13.jpg"/></strong></p>

Убей дуру.

Убей дуру. Убей. Сладкую булочку с полуприкрытыми веками, ритмично подергивающуюся в такт ей одной слышной музычке, - сколько раз увидишь ее, столько раз ее и убей. Дуру, что раковой опухолью накрывает твой мир, твою страну, твою вселенную - отнимая у тебя прошлое стремительно, как жидкость, и неотвратимо, как густая жидкость. Безошибочно распознав друг друга по загару, прыг-скоку, розовой майке с диснеевской лошадкой или словом «жасмин», по педикюру на высунутых в окно «шевроле» ходулях, желтые, белые, кофейно-мулатские, латино и прочие разноцветные дуры сливаются в ровную, покрытую напрасными словами лаву цветовой гаммы «желтый pink» и начинают трещать, трещать и трещать. Подтверждая убийственную догадку постиндустриальных времен о том, что большинству человеческих особей речь дана зря. Большинству не стоило брать палку и заниматься прямохождением, а следовало и дальше скакать по деревьям, чесаться под мышками и заниматься свальным приматским грехом.

Потому что говорить дура способна только о двух вещах: о том, как она вчера этому дала, а сегодня этому не дала, потому что ее опередила сучка дублерша Рики Сантаны, акуна матата ей по лбу, - и о том, как ей срочно, быстро, вот прямо сейчас надобно пописать. Останови этот сплошной трах и пис, Каскадер Майк, и имя твое отольется в веках, и на могилу твою будут водить пионеров - только мальчиков и только грамотных. Их будет мало, но все будут твои. Сделай это, брателло, - не потому, что будет поздно, поздно уже давно, ты не страж нерушимой границы с дурами, ты партизан в их глубоком тылу. И работать можешь никак не на победу, а только на нанесение максимального урона врагу.

Пусть их будет меньше.

Есть девочки в очечках, и они вне игры, потому что их не возьмут в один ручеек и одну тачку.

Есть девочки из бара, зараженные трахом и писом и медленно становящиеся дурами, - но они тоже вне игры, потому что иногда в глубине души любят старые мальчиковые фильмы вроде «Лихорадки на белой полосе» и «Три пинка в голову, часть 3».

Но чу! Шустрой стайкой - летящей походкой под одну и ту же песню «Битлз» O Baby, It‘s You (ша-ла-ла-ла-ла-ла-лаа), нагло перепетую какой-то из их породы мандой, вваливается твоя настоящая клиентура по дороге на озеро Дикое, куда мальчишкам вход воспрещен. «Вваливается» - это обман и иллюзия. Это ты, браза, в бар входишь, а дуры там живут: пьют, трут, зажигают, колбасятся, писают, снимают кэш с банкомата, трахаются на стоянке и обсуждают, как пописали и как потрахались. Просто вся планета их бар, и, перемещаясь из одного в другой по трассе, они создают постоянную плотность и звуковой фон «кекс прикольный, ну просто уписаться». Тут наступает твой час, Каскадер Майк, бери их в прицел объектива и щелкай напоследок - в майках Sugar Baby и блестящих порнографических сандальках, - щелкай в последний раз, чтоб молодость знала, а старость могла; давай, не всплакнет никто, об их смерти подруги расскажут равнодушным жвачным голосом «прикинь, да?», а у тебя будут новые звездочки на фюзеляже. Терпи и копи, тебе недолго напиваться содовым лаймом, пока они нагрузятся, набухаются и обдолбаются достаточно для вердикта судмедэкспертизы «Дуре дурово». А потом за руль, мертвый каскадерский крепеж, защитная сбруя, обгон-разворот и - сапогом из крокодиловой кожи в правую педаль до отказа. Честная лобовая, чтоб загорелая нога с педикюром долго скакала по мостовой.

И на карте их поганого мира «джага-джага» погаснут еще три-четыре звездочки - скверного мира, в котором «Техас» пишется через три икса, и «Мексика» пишется через три икса, а если нет больше слов с иксом, на стене просто мерцают четыре неоновых икса (и здесь глобализация! русское «х» и американское «икс» означают одно и то же - пис и трах; работай, Майк).

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже