Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

При описании совместной деятельности верующих в тех случаях, когда конкретная принадлежность к тому или иному направлению движения не так важна, я говорю о верующих как о «евангеликах». Слова «евангелики» (evangelicals) или «евангелическое движение» (evangelical movement) здесь следует понимать в англо-американском смысле этих терминов – «движения, которые не только разделяют традиционные принципы протестантизма, но вдобавок подчеркивают важность личного религиозного обращения, жизни в соответствии с христианской дисциплиной, благовествования и внутреннего перерождения». Не следует смешивать это словопользование с распространенным в Европе наименованием таких протестантских деноминаций, как лютеранство и реформизм, «евангелическими» [Wardin 1995: xxiii][14].

Также необходимо заметить, что, хотя существовали большие немецкоязычная и латышскоязычная баптистские общины в России и Советском Союзе, в этой книге исследуется история русских, украинских и белорусских баптистов – другими словами, верующих из тех народов, которые в империи считались частью народа «русского». На годы, о которых идет речь в моем исследовании, пришлось пробуждение украинского национального самосознания. В 1920-е годы, когда баптисты стали собирать статистику о верующих на всесоюзных съездах и когда был образован Союз баптистов Украины, стало ясно, что значительная часть «русских» баптистов на самом деле – украинцы. Первый сборник гимнов на украинском языке был издан в 1925 г., журнал «Баптист Украины» стал отводить большой раздел для статей на украинском языке, а Всеукраинский съезд 1928 г. призвал пресвитеров учить украинский язык, чтобы лучше вести свою проповедь [5-й Всеукраинский съезд 1928: 34]. Белорусы в целом не заявляли о своей национальной и языковой обособленности в движении. В исследуемый период украинскими националистическими публицистами ставился вопрос, можно ли считать «штундизм», народный евангелизм, распространенный среди украинцев, выражением неприятия со стороны украинского крестьянства русской церкви. Анализ источников показывает, что национальные соображения не играли значимой роли в успехе штундизма. Крупный украинский историк Михайло Грушевский с разочарованием заключил, что евангелическое движение не имело «национального» характера и что, когда штундизм получил организационную структуру от баптизма, его преимущественным языком стал русский. Однако на практике украинские группы всегда были двуязычны: часто молитвы читались на русском, а проповеди на украинском, тогда как песни пелись как на том, так и на другом языке [Грушевский 1962][15]. Но в этой книге я рассматриваю все исследуемые группы как объединения «русских баптистов». Это не означает, что я не принимаю во внимание этнические различия, которые в них присутствовали. Скорее, я показываю, что власти и общественность – а также в значительной степени сами верующие – воспринимали движение именно таким образом, даже в 1920-е годы.

До февраля 1918 г. баптисты, как и все в России, жили по юлианскому календарю. Все даты в этой книге приводятся по старому стилю до января 1918 г. включительно, а с февраля 1918 г. – по новому, григорианскому. В 1920-е годы баптисты по-прежнему отмечали религиозные праздники в то же время, что и их православные соотечественники, – по юлианскому календарю.

Часть I Подготовка реформации в России

Глава I Проклятый штундист Русское евангелическое движение до 1905 г

Гремите, церковные громы,

Восстаньте, соборные клятвы,
Разите анафемой вечной
Штундистов отверженный род.

[Проклятый штундист 1889][16]

В последние дни царствования Александра III, 3 сентября 1894 г., министр внутренних дел Петр Николаевич Дурново разослал российским губернаторам циркуляр, сообщающий, что Комитет при Совете министров провозгласил секту штундистов особо вредной и что собрания этой секты отныне запрещены. Дурново писал, что, согласно донесениям, штундисты отвергают церковные обряды и таинства, не признают властей, отказываются от военной службы и принятия присяги, при этом проповедуя принципы социализма. В общем, «учения их подрывают в корне основные начала православной веры и русской народности». Штундисты, заключил Дурново, представляли собой «одною из наиболее опасных и вредных в церковном и государственном отношениях» [Ясевич-Бородаевская 1912: 560].