Русские боги

– Юрия Никитина. «Трое из Леса», – Олег показал цветастую книжку. – Занимательное чтиво. Много нового узнаю. И еще мемуары Гудериана. Если хочешь, бери, мне не жалко.

Он отодвинул курицу в фольге и положил книги на столик.

Игорь взял полотенце и отправился в сторону туалета.

В соседнем купе веселье было в самом разгаре. Раскрасневшийся Сергей, размахивая руками, что-то рассказывал двум девчонкам, а Иван обнимал за плечи третью, довольно полненькую блондинку. Спутник девушек, субтильный юноша, сидел, забившись в угол, на лице его читалось недовольство.

Когда Игорь шагал назад, в руках Сергея появилась гитара, темно-коричневая, с бантом на рукояти.

– Садись к нам, – предложил Сергей, тряхнув головой и сверкнув шальными синими глазами.

– Нет, я спать.

Игорь повесил полотенце на вешалку, забрался под простыню, но сразу уснуть не смог. Вагон покачивало, и это почему-то казалось неприятным, хотелось тишины, покоя, темноты…

За стенкой купе наступила тишина, а потом Сергей запел:

Вы помните,
Вы все, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.

Не сказать, что пел он мастерски, но мягкий баритон обладал немалой силой, притягивал внимание.

Игорь открыл глаза и сел, Олег отложил книгу, и даже на морщинистом лице старика, занимавшего боковое место, появилась расслабленная, мечтательная улыбка. Глаза его заблестели.

Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел —
Катиться дальше, вниз.

– Хорошо поет, – сказал Олег. – С душой. Хотя цели у него банальные – девчонкам понравиться. Оба они бабники, но если Иван берет напором, то Сергей много тоньше действует… Эх, обормоты.

– Слушай, это… – Игорь замялся. – Давно хотел спросить, а каково это – быть таким, как ты? Таким, как вы все?

Лицо Олега стало мрачным, он огладил бороду, задумчиво пошевелил бровями.

– Вот смотри, – сказал он. – Ты человек, и тебя можно описать – мужчина, средних лет, любит баскетбол, немного умеет рисовать…

Игорь недоуменно заморгал – откуда собеседник столько знает о нем?

– Но эти параметры могут меняться, – продолжал Олег, – ты можешь забыть про любимый ЦСКА, начать болеть за УНИКС или «Триумф», можешь разучиться рисовать и освоить игру на тромбоне… Ведь так?

– Так, – кивнул Игорь.

– А мы… мы меняться не можем, сколько бы ни длилась наша жизнь. Мы – застывшие в одном мгновении куски прошлого, мертвые символы давно сгинувших эпох. И перемены нам недоступны так же, как фрагментам картины на стене. Понял?

– Знаешь ли, не очень. Вот смотри, Иван слушает «Рамштайн». Вряд ли он мог делать это… ну, при жизни.

– Это все внешнее, наносное. Как одежда, – Олег развел руками. – Ее можно переодеть, но спрятанное в нее тело при этом не изменится. Вот Сергей не может бросить пить, и вовсе не потому, что не хочет. Нет, просто в его мифе намертво зафиксирован образ пьяницы. Или Екатерина, даже если возжелает, не сможет уехать в провинцию и стать дояркой. Она всегда останется там, где у нее будет власть… Миф вообще конструкция жесткая, а миф исторический, зафиксированный письменно, обладающий строгим каноном, – особенно.

Игорь потер лоб.

– Не очень я улавливаю твою мысль, – пожаловался он.

– Это сложно объяснить. – Олег поморщился. – Но чувство поганое, словно заключен в клетку собственного тела и разума. Но при этом ты можешь и умеешь гораздо больше, чем обычные люди. Не могу объяснить… тебе надо поговорить с тем, кто лучше меня умеет растолковывать. И еще – становясь членом синклита, ты многое начинаешь видеть и чувствовать по-иному, но действуешь все равно по-старому, так же, как и в жизни.

А Сергей тем временем затянул новую песню, и Иван начал подпевать ему гулким басом:

Отговорила роща золотая
Березовым, веселым языком,
И журавли, печально пролетая,
Уж не жалеют больше ни о ком.

– Ладно, – сказал Игорь. – Все это слишком сложно… А правда, что ты умер, когда тебя ужалила змея, выползшая из конского черепа?

– Никто из нас не помнит собственной смерти. Поэтому даже Сергей не может ответить на вопрос, сам он повесился или кто-то помог. А про змею, скорее всего, легенда. Мало ли их в нашей истории?

Из прохода послышались шлепающие шаги, а когда затихли, гнусавый голос сердито проговорил:

– Слышь, ты, друг, завязывай с пением. Тут люди спать пытаются.

Гитара брякнула и умолкла, а Сергей очень спокойно сказал:

– Ради бога, дружище! Не отправиться ли тебе в пешее эротическое путешествие на станцию из трех букв?

Девчонки прыснули, а гнусавый недоуменно спросил:

– Чо?

– Тебя только что послали на х…, – пояснил Иван. – Так что вали отсюда, бесов сын, пока по шее не получил.