Русские были и небылицы

Катерины Второй суда по реке ходили, и на суда эти Кузьма Рощин нападал. Тут недалеко Лысая гора есть. Так вот все больше около этой горы нападал он. Пойдет царское судно, Рощину кричат:

– Едут, мол, Катериновы слуги!

Протянут веревку через реку, остановят судно, команду перебьют, денежки заберут, а судно в пруд уведут.

Старушка по лесу бежала

Вот одна старушка по лесу бежала. На коровку пошла в деревню занять три рубля. Не хватало у ней на покупку, а скотина была тогда дешева. Сколь-то она набрала, а трех рублей нету. Бежит она в деревню, а уже темнеет, она боится, скоро бежит. Видит – навстречу ей идет мужик здоровый, высокий, красивый.

Говорит он ей:

– Бабушка, куда бежишь, куда торопишься?

– Рощина боюсь, – чай, сумерки.

– А чего боишься – у тебя денег много?

– Где много – заняла в деревне у родных три рублика.

– А зачем три рублика?

– Да на коровку не хватает.

– А сколько корова стоит?

– Да рублей восемь аль десять.

Он вынимает ей деньги, дает десять рублей:

– Вот тебе, бабушка, на корову. Рощин я самый и есть. Да ты не бойся меня, я купцов граблю, бедных людей не трогаю.

Старушка схватила десять рублей, зажала в кулак да бежать!

Рощин и золото

Рощин, бывало, платок расстелет и плывет по реке. А то насыплет золото, и без его разрешения никто не берет.

Он все ровно сквозь землю видел. Бывало, спросит отца:

– Макаров, где ты был?

– На Колодливом озере.

– А золото, насыпленное в рогожах, видал?

– Видал.

– А взял?

– Нет, не взял.

– А мог бы взять горсточку или две!

– Да я побоялся.

– Ну и дурак, взял бы. Твое же золото, не купецкое.

Плавучий остров

Есть озеро, на нем плавучий остров из деревьев. Ветер подует – плавучий остров перейдет к другому берегу. А под теми деревьями к корням лодка цепями привязана, а в той лодке рощинские клады лежат.

Ворожеин

Рассказывают, будто Ворожеину письмо от царицы пришло. Царица пишет: «Уничтожь Рощина, озолочу тебя!» И пошел Ворожеин на темное дело.

Вот как Рощина поймали. Он все к одной девушке ходил. Ворожеин задумал Рощина извести и обратился к этой девушке:

– Ты мне Рощина с головой выдай.

Она не хотела, да Ворожеин ее настращал. Вот поехал Рощин на Колодливо озеро гулять, а девушка побежала на Ворожейку и говорит:

– Рощин гулять едет.

Ворожеин за Рощиным, солдат собрал, солдаты пришли. Раскинул Рощин кафтан, хотел по воде уйти, не может. Окружили его и убили.

Как убили его, – вдруг кругом все в кустах заплакало, застонало. Из озера огненный столб метнулся, птицы из озера повылетели, звери повыбежали, гром ударил. И все озеро закричало:

– Убит! Убит!

* * *

Аника

Разбойник, вишь, был: по пятницам молоко хлебал, сырое мясо ел в Велик день. Жил он около промыслов на Мурмане и позорил всякого, так что кто что выловил – и неси к нему его часть. Без того проходу не даст: либо все отнимет, а не то и шею накостыляет, так что и на тот свет отправит. Не было тому Анике ни суда, ни расправы. И позорил он этак-то православный люд почитай, что лет много.

Да стрясся же над ним такой грех, что увязался с народом на промысел паренек молодой: из Корелы пришел, и никто его до той поры не знавал. Пришел да и стал просить кормщика: «Возьми да возьми!» И крест на себя наложил: православной, мол.

Приехали. Паренек-то вачеги – рукавицы, значит, суконные – просил вымыть. Вымыли ему рукавицы, да выжали плохо – осердился. «Дай-ка сам!» – говорит. Взял это он в руки рукавицы-то, да как хлопнет, что аглечкой из пушки: разорвал! Народ-от и диву дался: паренек-то коли, мол, не богатырь, так полбогатыря наверняка будет.

А тут и Аника пришел свое дело править: проголодался, знать, по зиме-то. «Давайте, – говорит, – братцы, мое; затем-де пришел и давно-де я вас поджидаю». А парень-то, что приехал впервые, и идет к нему на устрету: «Ну уж это, – говорит, – нонеча оставь ты думать, не видать-де тебе промыслов наших, как своих ушей, не бывать плешивому кудрявым, курице петухом, а бабе мужиком». Да как свистнет, сказывают, он его, Анику-то, в ухо: у народа и дух захватило! Смотрят, как опомнились: богатыри-то бороться снялись и пошли козырять по берегу: то на головы станут, то опять угодят на ноги, и все колесом, и все колесом… У народа и в глазах зарябило. Ни крику, ни голосу, только отдуваются да суставы хрустят. Кувыркают они этак-то все дальше да дальше, и из глаз пропали, словно бы де в окиян ушли. Стоит это народ-от да Богу молится, а паренек как тут и был: пришел, словно ни в чем не бывал, да и вымолвил: «Молись-де, мол, братцы, крепче; ворога-то вашего совсем не стало: убил», – говорит. Да и пропал паренек-от. С тем только его и видели. И Аника-то тоже пропал…

В становище Корабельна Губа, подле Колы, островок экой махонькой есть: зовут его Аникиным и кучу камней на нем показывают… А, стало быть, Аники-то, мол, этого могила. Так и в народе слывет.

(С. Максимов)

Кончак