Русские дети. 48 рассказов о детях

Что касается Маки, то мальчик с ужасом ждал времени в июле, когда поспевают вишни. В саду вишнёвых деревьев было больше всего: с дюжину. Персиковых было два, четыре яблони, четыре грушевых дерева, дичкой вырос белый тутовник, слива была одна, три ореховых дерева росли во дворе, абрикосовых – два, ещё что-то росло, всего не упомнишь, но вишнёвых было больше всего – с дюжину, чорт их побери! И сбор урожая по умолчанию был обязанностью Маки.

Это означало, что прерывались летние игры. Отменялись походы на пруд и на речку, путешествия к далёким холмам. Ни войнушек, ни казаков-разбойников, ни голубей ловить, ни в лягушек стрелять из рогатки – ничего по-настоящему интересного. Вместо этого с утра и до вечера под палящим солнцем, стоя на раскладной лестнице, привязав ведёрко узлом к подолу рубашки, обдирать вишню с веток. Маленькое пластмассовое ведёрко наполняется – спускаешься вниз и ссыпаешь в большое эмалированное ведро. Пять маленьких ведёрок – одно большое ведро. Норма на день – четыре чортовых больших ведра.

Обычно мать варила из вишен компот и варенье. Компот закупоривался в трёхлитровые банки, а варенье – в литровые и пол-литровые. Пока Мака лазил по верхушкам вишен в райском саду, мать стояла в аду летней кухни, где пекло и парило варимое. Зимой всё это пили и ели. Признаться, Мака любил и варенье, и компот. Но зимнее удовольствие чая с вишнёвым вареньем как-то не укладывалось у него в одну цепочку причинно-следственных связей с летней аскезой сбора вишнёвых плодов.

Вишни было очень много. Мать делала заготовки, используя весь ресурс пустых банок (дефицит) и сахара (дорого, а потом тоже дефицит). И ещё оставалось. И сохло на ветках. До самой зимы. Зимой подмороженная вишня кормила птичек вроде дроздов (хотя кто знает, как их зовут на самом деле). И Мака любил иногда сорвать плод и пожевать – высохшая вишня становилась не такой кислой, а подмороженная и вовсе напоминала конфетку.

В один из июлей, никто не помнит, в каком году, наверное, во втором после того, как отец вернулся из следственного изолятора, Мака выполнил все нормы, собрал урожая достаточно для заготовок, ресурсы были исчерпаны, но мать сказала, что завтра нужно собрать ещё два ведра. Это была очень неприятная новость. Мака на это не рассчитывал. Мало того, что у него были другие планы на драгоценный день каникул. А ещё он ведь и обирал ветки в последний (как он думал) день не планомерно, брал только лёгкую добычу. Так что вишни остались в самых труднодоступных и разрозненных местах. К тому же Мака точно знал: все компоты и варенья сварены! Зачем?

Мать молчала.

С утра Мака полез на деревья. К обеду он набрал два ведра. Но мать, вместо того чтобы отпустить его наконец гулять, велела одеть «приличную одежду». Мы пойдём на базар, тихо сказала мать.

Три километра до базара в центре райского центра пешком шли Мака и мама и тащили по ведру с вишнями, меняя руки и останавливаясь передохнуть. Пришли, и мать Маки встала неподалёку от входа на рынок, в одном ряду с привычными к этому делу торговками фруктами, овощами, зеленью. Вёдра стояли перед мамой и Макой, не оставляя никаких сомнений в том, что здесь происходит. Иногда подходили люди, спрашивали цену. Мать тихо называла. Чаще подбегали ученики матери Маки из школы, где она работала, подходили бывшие ученики, здоровались. И лицо матери заливала кровь, густая и тёмная, как вишнёвый сок.

Кончился этот позор через час: подошла торговка, родительница одной ученицы, и взяла вишню, оба ведра, «по оптовой цене» – не стойте тут, сказала она, я возьму и перепродам. Мать взяла деньги, опустила голову и быстрыми шагами пошла с рынка. Мака еле успевал за ней.

Улетучилась обида, забыта была злость.

– Мама, ты плачешь?

– Нет, ничего, ничего, сынок. Мака, всё хорошо. Всё будет хорошо.

Вечером родители заперлись в спальне и ругались. Мака подошёл к двери и прислушался. Отец кричал, что мать позорит и его, и себя с этой чортовой вишней. А мать плакала и говорила, что иначе ей не на что было бы купить еды в дом. Её отпускные потрачены, зарплата у отца не скоро и – маленькая. Денег, как ни натягивай тришкин кафтан, не хватает. Дочь уже взрослая, её надо одевать. Сын. Родственники заходят, кормятся с общего стола. А она не может сказать, что нечего поставить, не из чего приготовить. Она – хозяйка.

Скоро ругань и слёзы прекратились. Отец заговорил мягче, мать заворковала, и Мака пошёл спать.

А сколько было тех денег? Мака помнил, по семь рублей за ведро, итого: четырнадцать. Мака запомнил на всю жизнь.

Мака тогда дал себе клятву, что, когда Мака вырастет, он станет богатым Макой и принесёт маме два эмалированных ведра, полных красными червонцами с Лениным. Он заработает много-много денег: четырнадцать тысяч!