Проснулся я уже дома, в своей кровати. Рядом на стуле сидел папа. И лицо у него было совсем не сердитое, а грустное и растерянное. Таким я его ещё никогда не видел.
– Что ты проснулся, это очень хорошо, – сказал папа. – А что из дома ушёл среди ночи без спроса – просто ужасно. Совершенно от тебя не ожидал. Что у тебя теперь температура – это вообще безобразие. У нас с тобой мама на кухне уже целый час плачет, и что прикажешь делать?
Я молча пожал плечами – дескать, не знаю. Ну и потом, что-что, а температуру я себе нарочно не повышал, в этом смысле моя совесть была совершенно чиста.
– Твоё путешествие ночью через весь город – это уже какой-то запредельный кошмар, – продолжил папа. – Страшный сон любого родителя. Хоть на цепь тебя теперь сажай до шестнадцати лет, чтобы точно никуда не сбежал.
«На цепь» – это, конечно, звучало ужасно. Но выглядело, с моей точки зрения, вполне справедливо. Так что я даже защищаться не стал. Просто не нашёл достойных аргументов.
– С другой стороны, – неожиданно заключил папа, – ты большой молодец, что пошёл провожать Наташу. Не оставил её одну. Её отец говорит, ты ещё и вину на себя взял, хотя я совершенно уверен, что этот ваш ночной побег из дома – совсем не твоя идея. То есть сын из тебя, конечно, вышел никуда не годный, нам с мамой здорово не повезло. Зато друг ты, как выяснилось, надёжный. Уже кое-что. Не зря мы с мамой столько конфет и сосисок на тебя извели. Возможно, со временем одним хорошим человеком на земле станет больше – при условии, что ты в ближайшее время не сбежишь на Южный полюс и там тебя не съест какой-нибудь хищный пингвин.
Я глазам своим не верил: папа улыбался. Весело, как будто я ничего не натворил. Я так обрадовался, что сказал:
– Я больше никуда не сбегу, обещаю. Но могу превратиться в звезду. В любой момент! Вы с мамой сами сказали, что это было бы здорово, так что теперь не пугайтесь.
– Судя по тому, какой ты горячий, ты уже в неё превращаешься, – вздохнул папа.