Русские дети (сборник)

Пока что мы в лесу и без всяких глупостей берём ягоду. Собранная черника потом закатывается в собственном соку (зимой из неё варят кисель) или варится с сахаром, и сверху, чтоб не засахарилось варенье, бабушка льёт слой парафина. Закатываем мы много, больше двадцати литров, кисель существует всю пресловутую зиму, густой, сладкий, дивный кисель. Ещё из закатанной черники можно делать начинку пирога…

Переборка черники тягомотное дело, но ничего не попишешь — надо. Бабушка сдувает из горсти листочки, внимательно разглядывает и кроет тех коварных сборщиков, что дерут нежную ягоду страшной «машинкой». Машинка представляет собой деревянный короб, спереди утыканный гвоздями. Орудующие машинкой сдирают чернику вместе с листьями, после такого сбора кустики стоят голые.

— Это они на продажу! — восклицает бабушка осуждающе.

Сбор ягод и грибов на продажу она считает преступлением. На продажу ничего хорошего быть не может. На хуторе «У Голубевых», в крошечной старой баньке, живёт «банная» старушка, собирающая на продажу, — так, бабушка свои ми глазами видела, как «она вот такущие сыроежки все червастые напополам и в ведро! С червями солит, а потом на рынок!».

Кошмар. Мы-то берём сыроежки молодые, не раскрывшиеся ещё старыми тарелками, не обтрёпанные, улиткой даже не поеденные — «бочечкой», и предпочтительно красные…

Нет, в мой день мы всё-таки пойдём за грибами. Черника великолепна, но собирать её утомительно и нудновато. Нет озорного пламени азарта! Решено — идём за грибами.

Маршрут, а точнее — направление атаки выбирает полководец-бабушка. Ещё вечером она определяет: пойдём мы «по Танковой», «на Школьную», «к борам на Семиозерье» или «на семьдесят девятый». На семьдесят девятый есть смысл идти только за боровиками, тогда как, скажем, на Школьной водятся в вереске красные. Везде своя специфика, и мы давно её постигли.

За грибами мы ходим каждый день рано утром, кроме воскресенья — в выходной налетают «туристы» и всякие другие пришлые, бегут дуром в лес, ничего не видят, давят грибы ногами, поэтому по воскресеньям мы идём после полудня. Как ни в чём не бывало. И собираем то, что скрывалось от «туристов», будучи предназначенным именно для нас с бабушкой.

— Наши грибы нас ждут, — твёрдо говорит Антонина Михайловна и берёт на сгиб руки круглую прутяную корзинку, которую всегда наполняет отменными грибами, даже и в воскресенье. Она с наслаждением рассказывает, как пошли мы в лес, а навстречу — сплошь пьяные мужики. — И дно не прикрыто! Папоротника постлал, кабытто у него там грибы! А мы пошукали-пошукали — и тридцать два белых нащёлкали…

На первый свой белый гриб я напала, ещё не умея ходить. Бабушка на прогулке увидела на краю лесной тропинки что-то заманчивое, посадила меня на пенёк, отправилась проверить, что там такое. И услышала за спиной крик: «Бабука, бабука! Никак, никак!» Оказалось — я доползла до маленького толстого гриба и пытаюсь выпростать его из почвы детскими ручонками…

Да, охотничий счёт положен только белым грибам и красным. О них мы с Верой кричим в лесу: «Нашла! Два белых!» — и бежим смотреть находки друг друга. Бабушка — темнит, никогда не кричит. Только когда, проаукавшись, мы встречаемся для краткого временного смотра достижений, она покажет, что нашла, или вздохнёт — нет, боры сегодня пустые… вот бы дождика… Ими, белыми и красными, украшается верх корзины, о них с усталой и скромной улыбкой говорится соседям и встречным (у грибников принято спрашивать про трофеи). Остальные грибы — бессчётны.

Среди бессчётных есть чудесные грибы, ничуть не уступающие красным и белым — скажем, черноголовики. Это род подберёзовиков, растущий на болотах, с толстой ножкой и чёрной шляпочкой. Черноголовик синеет на срезе, как и подосиновик. Он и красив, и вкусен, но — его всё ж таки никто не считает. Он идёт в множество, дескать, что набрали? Девятнадцать белых, десять красных и всякое там, черноголовики, маслята, козлята.

Маслята, растущие большими семействами, приятные создания, в молодости под шляпкой они покрыты белой плёнкой, скрывающей нежно-жёлтый плюш низка. Они считаются прекрасными промысловыми грибами. Их отлично можно и сушить, и мариновать. В маринаде они беленькие, привлекательные, их часто вылавливают вилкой в застолье. Но маслёнок — это будни грибника. В удачную минуту их нарезают корзинами. Их трудно чистить, потому что белая плёнка липка, пачкает руки, и они тут же чернеют.

Тогда как белый и красный — это праздник грибника. Это мгновенное узнавание (сто раз принимал листок или щепку за боровик, но когда он въявь осуществляется перед тобой во всей красе и гордости — его не спутаешь ни с чем!) и точный укол счастья.

Белые и красные выкладывались на верх корзины, чтоб их было видно любопытствующим, но чуть-чуть прикрывались листьями папоротника — не знаю, кто первый завёл такой «грибницкий дизайн», однако мы его соблюдали неукоснительно и перед окончательным выходом из леса прилежно формировали корзину «напоказ».