Русские дети (сборник)

Мама снова оставила Марка дома — градусника никакого не надо, и так всё видно; давай-ка выздоравливай к папиному приезду (в воскресенье должен был вернуться папа), — но, когда она ушла, Марк оделся и вышел из дома. Он придумал какой-то повод — кажется, закончился лимон, купить — и забыл о нём, оказавшись на улице. Изнемогающий от жары город плавился всеми цветами радуги, в воздухе висела взвесь песка и пыли, из опущенных окон машин неслась восточная музыка, в монастыре били колокола, во дворах пили тёплое пиво мужчины с фиолетовыми лицами, в подворотнях приходилось задерживать дыхание, Марк не мог додумать ни одну мысль, они плавали в его сознании, как хлопья свернувшегося молока, то ему казалось, что он уже развернулся и идёт в сторону дома, то — что сегодня ему попадается слишком много красных машин; иногда он поднимал фотоаппарат и снимал — створ улицы без единой тени, хищных голубей над звёздной россыпью пшена, рыбу, валяющуюся на тротуаре (кошка напряжённо ждала, пока он настроит выдержку), — стараясь запомнить, как всё это выглядит, чтобы сличить потом с тем, что окажется на снимке. Оказалось, что всё это время он кругами и зигзагами шёл на Гатчинскую улицу, где издалека ещё заметил у двухэтажного грязно-желтого дома суету: перемигивала «скорая», стоя ли люди, из полицейских машин выходили, поправляя фуражки, люди в форме. Никто не обратил внимания на Марка, и он прошёл во двор. Там тоже стояли люди — женщины с волнообразными складками животов, мужчины в тапочках, раскуривающие ядовитые сигареты, старики в старых пиджаках, — они переговаривались, переминались с ноги на ногу, поворачивали головы за лениво проходящими из машин во двор и обратно полицейскими и всё время отскакивали взглядом от железной двери, прямо под которой, наискосок перерезанное тенью, темнело и отсверкивало крупное и похожее на изогнутую Африку пятно крови. Марк немного постоял рядом с двумя толстыми женщинами, одна из которых аккуратно поставила у каждой ноги по пакету с торчащими из них упаковкой яиц справа и макаронами слева, — он не прислушивался специально, но было слышно: из разговора было ясно, что вроде бы убили — ну или сама упала? это ещё постараться надо так упасть, чтобы всю голову разбить — старушку — Нина Михайловна, кажется, она, вот которая недавно-то переехала — маленькая такая, что ли? Марк достал фотоаппарат и сфотографировал металлическую дверь с лежащей под ней косой тенью; и как-то не укладывалось в голове, что это та самая дверь, в которую он уже заходил, за которой на втором этаже жила Полина.

Дома Марк осторожно вынимал из ванночки тяжёлый и гибкий лист бумаги, стекал раствор, капли собирались внизу снимка, срывались и падали обратно в ванночку, Марк подносил снимок близко-близко к глазам, было плоховато видно в тёмном свете лампы, постепенно взгляд фокусировался, и становилось понятно: вот рука тётки с пакетами, вот стряхивает пепел полицейский, вот тень от провода наверху, и дверь, и тень, чистый выщербленный асфальт, но лужи крови нет, вообще ничего нет, Марк ронял снимок в ванночку, тянулся за ним, падал и оказывался в воде, пытался кричать, барахтался и — с сорванным от ужаса дыханием — проснулся. Мама ещё не возвращалась, Марк, хотя стены ходили ходуном, разложил вещи, как они были, важно было, чтобы мама не догадалась, выпил полтора стакана сока, больше не смог и остальное вылил в унитаз, вместе с таблетками, побоялся, что вырвет, когда он начнёт запивать их водой. Ключ в двери завертелся, как раз когда Марк лёг обратно под одеяло, кажется, даже ещё не затихла в туалете во да, мама потрогала лоб, дала градусник — как ты? — почти уже хорошо — молодец (это уже кивая на пустой графин), — но, дойдя до кухни, ахнула (и наверняка прижала руки к груди, всегда так делала) — Ма-арк, а ты почему ничего не съел? Марк неслышно и зло чертыхнулся и сказал вслух просто, буднично: не хотелось, мама; нет аппетита; лежать целый день — откуда ему взяться . Пока мама переодевалась, он переложил закладку в «Мифах народов мира» на двадцать страниц вперёд и стряхнул градусник до тридцати семи и двух, чтобы было хоть как-то правдоподобно.