Русские эсэсовцы

Как ни странно, на службу в полицию попадали и те советские граждане, которые, казалось бы, должны были бы отстаивать «завоевания революции» любой ценой. В их числе — милиционеры и военнослужащие войск НКВД. Первый случай такого рода произошел на Украине. Уже 2 июля 1941 года, на третий день после оккупации Львова, большинство милиционеров, оставшихся в городе, выразили готовность продолжить службу при новом режиме[229].

Аналогичные эпизоды имели место и на оккупированный территории РСФСР. Так, в партизанском документе о положении в станице Северская (Краснодарский край) отмечалось: «В ст. Северская создана полиция из местного населения, в состав которой вошли бывшие работники Северского районного отдела НКВД Матюшков Петр Моисеевич (бывший заместитель начальника РО НКВД) и Васильев Григорьевич Михайлович (бывший участковый уполномоченный). Первый назначен начальником полиции»[230].

Шесть бывших сотрудников НКВД несли полицейскую службу в селе Данино, под Ельней (Смоленская область)[231]. Бывший старший инспектор ОВИР Ржевского ГО НКВД М.И. Комаров (в 1940 году он был награжден медалью «За отвагу») в апреле 1942 года поступил на службу в Ржевскую городскую полицию и служил в 4-м полицейском участке. Следователем полиции Великих Лук работал бывший военнослужащий внутренних войск НКВД Ершов. Он провел до 60 следственных дел, по которым оккупантами были расстреляны 20 советских граждан[232].

Практически во всех положениях о приеме на службу в полицию говорилось, что люди, состоявшие в комсомоле и коммунистической партии, не имеют права с оружием в руках «защищать Россию в рядах русской полиции»[233]. Тем не менее были случаи, когда в полицейских управах служили бывшие члены ВКП (б) и ВЛКСМ.

Иногда они шли в полицию с целью ее разложения по заданию органов НКВД. В отчете районной комендатуры 1/532 о ее деятельности в период с 1 по 7 ноября 1941 года сообщалось, что в службу порядка Ржева «проник коммунистический функционер, который был разоблачен и расстрелян»[234].

Весьма солидным партийным стажем обладал начальник уголовного отдела городской полиции Смоленска Стефан Юзефович Поннер. По косвенным данным можно предположить, что он являлся агентом НКВД. Будучи австро-венгерским поданным, Поннер попал в русский плен в 1915 году. Он увлекся большевистскими идеями, а после революции в составе интернациональной бригады воевал с белыми. В 1922 году Поннер вступил в компартию. Вероятнее всего, он разделял взгляды «оппозиции», так как в 1935 году его исключили из ВКП(б) и даже арестовали. Однако заключения по неизвестным причинам ему удалось избежать. До начала войны Поннер работал на фабрике «Пролетариат» г. Калинина (сегодня — Тверь). После оккупации города он сумел поступить на должность начальника криминальной полиции Калинина. В декабре 1941 года Поннер бежал (возможно, опасаясь разоблачения), затем оказался в Смоленске, где возглавлял уголовный розыск местной городской полиции с января 1942 года по сентябрь 1943 года. С ноября 1943 года Поннер являлся начальником 1-го отдела криминальной полиции Минска. При этом ему было присвоено специальное звание оберштурмфюрера. Однако незадолго до освобождения столицы Белоруссии Поннер был уволен из полиции, после чего он уехал в Германию, где впоследствии получил подданство[235].

Очень большое внимание уделялось и вербовке в полицию советских военнопленных командиров (офицеров, сержантов) и рядовых РККА. Уже летом 1941 года из плена были выпущены сотни тысяч красноармейцев, некоторые из которых согласились поступить в службу порядка. В этом смысле показательна судьба жителя Ржева Дмитрия Пояркова. Он ушел на фронт, 13 октября 1941 года попал в плен, после чего содержался в Ржевском лагере военнопленных. Его жена, узнав от знакомых, что ее муж находится в лагере, подала на имя бургомистра Ржева заявление. 10 ноября 1941 года Поярков в числе других 18 человек был взят на поруки. 4 декабря 1941 года его назначили квартальным старостой. 18 декабря 1941 года Поярков стал полицейским 3-го участка[236].