Боже! Сколько правды в глазах
государственных шлюх,
Сколько веры в руках записных палачей!
Боже! Ты не дай им опять закатать рукава,
Ты не дай им опять закатать рукава
суетливых ночей!
Из книги в книгу кочует рассказ, как Ольга мстила за мужа «по жестокому языческому обычаю». К чести летописца, он тут ни при чем. Описывая зверства будущей святой, он ни разу не вспоминает любимое «были же люди погани и невегласы». Да и то – что такое пять с небольшим тысяч взбунтовавшихся данников-древлян? Поколение спустя в Константинопольском ипподроме на потеху столичной толпе по приказу православного цесаря Василия II казнят 48 тысяч пленных болгар – между прочим, православных христиан! А лет за полтыщи до того благочестивейший император Юстиниан Великий на том же ипподроме заманил в ловушку и вырезал
Более того, Ольга как раз действовала
В преданиях, правда, встречаются жены-мстительницы. Это Гудрун из «Старшей Эдды», Сигрун из «Саги о Вольсунгах», наша Рогнеда. Все они мстили – успешно или нет, – мстили мужу, убившему отца и братьев, истребившему всех мужчин в роду. Все это – явно не про Ольгу. И еще – все они не один год пестовали месть, не спешили с ней. Северная премудрость гласит: «Только раб мстит сразу, только трус – никогда». Резня, учиненная древлянам Ольгой, менее всего похожа на «жестокий языческий обычай». Ольга как раз спешит, торопится, суетится…
Но почему Ольга спешит? Почему берется за не положенную ей месть? Неужто и впрямь боится древлянского войска под стенами Киева? Ведь у ней, по летописи, большая, уцелевшая часть дружины мужа, своя «малая дружина». И ополчение полян встретило бы «заклятых друзей» в топоры. Древляне воевали и с северой, так что за тыл Ольга могла быть спокойна. Более того – Северская земля в этой войне выставила бы под киевские стяги столько воинов, сколько могла.
Нет, не месть. Что-то иное. Что? Вспомните Ярослава в Новгороде. Тот, совсем как Ольга, заманивал и резал толпами, не щадя невинных. Лишь бы быть уверенным – не спасся ни один, кто мог
что-тознать, видеть, хотя бы слышать. Не вышло.И у Ольги не вышло. В 1890-х годах фольклорист и историк Н. И. Коробка записал в Овручском уезде, на месте столицы древлян Искоростеня, множество сказаний о княгине Юльге (Вольге, Ольге), убившей своего мужа, Ригора или Игора.
Неясно только, кем в этой истории оказываются древляне, явно ничего дурного от Ольги не ждавшие. Речи их послов – с «добрыми» князьями-пастырями, «волком» Игорем, «овцами» – напоминают скорее выдержку из христианской проповеди, чем речи лесных охотников и пахарей. Кто же они – древлянские христиане, соучастники убийц? Или это убийцы посмертно вложили в уста жертв привычные слова? Кого убивали на княжеском дворе и у Игоревой могилы – свидетелей или подельников?
Между прочим, следует заметить и еще одну сторону вопроса. Ольга по языческим обычаям не имела права не только мстить за Игоря. Наследовать ему она тоже не могла. Ни у скандинавов, ни у славян вдовы не наследовали власть мужей. Легендарные правительницы чехов и поляков, Либуше и Ванда, с которыми часто сравнивают Ольгу, наследовали не мужьям, а отцам. Наследовать Ольга могла, только будучи беременна наследником, и вполне возможно, что в год смерти мужа Ольга носила младшего брата Святослава Глеба (или Улеба). Глеб вырос христианином, и возможно, что христианская партия именно его рассматривала как наследника. В Киевской Руси наследником мог стать тот представитель княжьего дома, кого выкликало вече. Но, так или иначе, править Ольга могла лишь в отрыве от языческих обычаев. И опорой ей были порвавшие с ними люди – христиане. Дождавшись естественной смерти Игоря, Ольга со товарищи могли дождаться и вхождения Святослава в совершеннолетие…