Русские и нерусские

Первая волна чуть не накрыла — едва «орелик размахнул крыла», — все никак не могли поверить, что «сам написал». Осторожные критики подозревали, что имелся со своими мемуарами еще и тайный «беляк», владелец поместья, слишком уж достоверно описанного в «Тихом Доне», неосторожные подозревали целый коллектив авторов, среди которых на «красные» главы романа назначали красных авторов.

Научно-техническая революция (60-е годы), пропустив текст сквозь компьютеры, ответила: автор — один.

Эпоха Солженицына назначила нового претендента: Крюкова. Однако тот, кто прочел даже и самые лучшие вещи Крюкова, мог убедиться, что там нет ни одной строчки, которая по типу напряжения приближалась бы к «Тихому Дону».

Нобелевская премия никого не устроила: это была, разумеется, «чистая политика». Что же до текста, который в конце концов пришлось признать великим, — либеральная интеллигенция не могла стерпеть, что такой текст написал человек, не скрывавший своего презрения к либеральной интеллигенции и жалевший, что не поставил к стенке пару диссидентов в 1919 году.

На рубеже веков накатила очередная волна: в несколько опросов авторитетные эксперты признали «Тихий Дон» лучшим русским романом XX века. То есть, первым меж равных, среди которых: «Жизнь Клима Самгина» Горького, «Хождение по мукам» Алексея Толстого, «Угрюм-река» Шишкова, «Жизнь и судьба» Гроссмана, «Доктор Живаго» Пастернака. не перечисляю позднейших, чтобы не дразнить гусей. Отмечу, что на сей раз приходилось уже не защищать Шолохова от обвинений вздорных и облыжных, — а искать, чем же его роман «лучше» других, написанных явно не хуже. И это уже разговор не о лаврах и прочих приправах литературного процесса, а о том, ради чего литература и существует: о сути духовного опыта, о концепции мироздания (или мирокрушения?).

Последняя волна накатила сравнительно недавно в связи с появлением киноверсии Сергея Бондарчука, благополучно спасенной из технологического небытия и провалившейся в нашем телепрокате. Этот экранный эпизод лучше оставить киноведам и биографам Бондарчука (чья драма вызывает у меня искреннее сочувствие). Но это решительно не моя тема.

А вот попутные суждения о шолоховском романе, столь неудачно на этот раз втащенного на экран, — тема интересная. Потому что высветилось при этом нынешнее бытование текста, написанного уже три эпохи назад. Бытование не в заинтересованных кругах шолоховедов, для которых «Тихий Дон» — законное профессионально-жизненное пространство, а в кругах кинокритиков, для которых эта книга — часть привычного культурного пейзажа.

Высказалась на этот счет Алена Солнцева, раздолбавшая, раздраконившая, размазавшая по стенке вышеуказанную киноверсию (думаю, что справедливо), а потом оглянувшаяся и на роман.

Беру именно ее суждение, потому что перед нами талантливейший критик кино, театра и телевидения, человек с безукоризненным вкусом, прекрасно владеющий пером и думающий над тем, что пишет.

Вот что она, разделавшись с Бондарчуком, написала о Шолохове (цитирую, не выпуская ни слова) по газете «Время новостей» от 26 ноября 2006 года:

Хотя роман «Тихий Дон» уже много лет никто не читает, но миф о его величии, месте в русской литературе XX века, универсальности и проникновенности — живее всех живых.

Сотни персонажей, которых невозможно запомнить, почти канцелярские справки о передвижениях войск, прямые цитаты-заимствования из Толстого, непоследовательность в оценках одного и того же события, отсутствие мотивации в поведении центральных героев, неумение выделить главное среди обилия подробностей — все эти недостатки романа никого как бы не интересуют. Так же как и очевидная современность его материала — в модной сегодня документальной стилистике, дотошно фиксирующей состояние вечно смутного русского мира, бессмысленного и беспощадного к себе и другим, не ценящего не то что чужое добро — собственную жизнь, вечно готового к поту и крови, не умеющего беречь счастье и покой, гонимого по безудержной инерции, мира без веры и без устоев, признающего лишь право сильного, старшинство беспредела, главенство инстинкта над разумом. А именно таким описан мир в романе Шолохова, если его читать внимательно и опускать немногие идеологически выдержанные в советском духе сентенции.

А теперь — построчно.

Живее всех живых — скрытая цитата из Маяковского: ходовой прием современной журналистики, я этого приема не комментирую.

Роман «Тихий Дон» уже много лет никто не читает.

А Гомера вы регулярно перечитываете? Сервантеса? Толстого? Шекспира? Разумеется, есть люди, которые любимых классиков держат под подушкой, именно из таких читателей вырастают исследователи классиков. Но мировой ряд так велик и объемен, что перечитывать его по фронту — несбыточно. Такие книги читаются раз в жизни и усваиваются на всю жизнь. Не прочесть «Тихий Дон» нельзя, но перечитывать его необязательно.

Миф о его величии, месте в русской литературе XX века, универсальности и проникновенности.