Русские и пруссаки. История Семилетней войны

И тем не менее Семилетняя война открыла для Европы русскую армию. До того времени, при Петре Великом и Анне Ивановне, она появлялась лишь при локальных конфликтах — в Прибалтике или на турецких границах. Отчасти русские заявили о себе в царствования Анны и Елизаветы военными походами, совпавшими с двумя наследственными войнами^{83}, но они отнюдь не ускорили их окончание. Русская армия сражалась только против шведов, поляков, татар, турок и персов. Теперь же она впервые вышла на большую арену как соратница австрийской и французской армий и удачливая соперница армии прусской. Дважды она выстояла против такого полководца, как Фридрих II. Вспоминая эти столь поучительные страницы ее истории и столь славные битвы, имена которых начертаны на боевых знаменах, остается лишь удивляться тому, как все это могло быть забыто и заслонено войнами долгого царствования Екатерины П, которой пришлось иметь дело с противниками, стоявшими намного ниже нее. В сущности, она воевала опять с теми же шведами, поляками и турками. Зато кампании русской армии в Семилетнюю войну можно воистину считать для нее великой военной школой XVIII века. От Северной войны при Петре I до походов Суворова в Италию и Гельветическую Республику^{84} и грозных Наполеоновских войн вершиной является, несомненно, Семилетняя война. За все царствование Екатерины II не было ни одной битвы, подобной Грос-Егерсдорфу, Цорндорфу, Пальцигу или Кунерсдорфу, поскольку победа ценится не только по доблести неприятеля, но также и по его военному искусству. Чтобы найти нечто сравнимое, нужно углубиться в прошлое до самой Полтавы или же заглянуть в будущее, к Кассано, Треббии, Нови, Аустерлицу, Эйлау, Фридланду, Бородино, Лейпцигу. Между Карлом XII и Францией эпохи Директории и Империи русские встретили всего лишь одного серьезного противника — Фридриха II.

Но именно его они и заставили уступить, ему противостоял Фермор, и его разгромил Салтыков.

В этой войне русская армия проявила себя во всех видах военного искусства, как его понимали в XVIII веке. Она не только участвовала в больших сражениях, но и совершала под командованием Салтыкова марши в соответствии со всеми правилами науки, преследовала неприятеля и форсировала реки в его присутствии, находила такие позиции, где могла бы без боя задержать противника. Румянцев под Кольбергом показал, как следует брать крепость по всем канонам: принудил осажденных очистить вспомогательный лагерь, рассеял и пленил подходившие к ним подкрепления, сочетал сухопутные операции с действиями флота и, наконец, пробив в стене брешь, заставил пруссаков капитулировать.

С первого же года войны русская армия постоянно совершенствовалась во всех отраслях военного дела. Ее пехота всегда превосходила прусскую и цепкостью в обороне, и наступательным порывом, и стойкостью под жесточайшим артиллерийским огнем. Не прибегая к помощи рогаток, она выдерживала самые яростные атаки конницы. Регулярная русская кавалерия, столь слабая в начале первой кампании как по выучке, так и по конскому составу, в конце концов научилась на равных сражаться с прусскими эскадронами. Нерегулярная кавалерия избавилась от некоторых своих первородных грехов, таких, например, как излишество заводных лошадей[347]. Под командованием Штофе льна, Тотлебена и Берга она проявила в набегах свои несравненные качества быстроты и отваги, почти мгновенно рассеивалась по огромным пространствам, прерывая пути сообщения неприятеля и запутывая даже самого Фридриха II. Кроме того, она обеспечивала безопасность и скрытность армии на марше и при маневрировании. Что касается артиллерии, то с самого начала у нее были лучшие во всей Европе орудия, особенно шуваловские гаубицы, ничего равного которым не имели ни Пруссия, ни Франция. К тому же были созданы особые полки канониров и артиллерийских фузилёров для улучшения защиты и обслуживания орудий.

Несомненно, коалиция четырех европейских держав не смогла сломить сопротивление Фридриха II и отобрать у него прежние завоевания. В этой неудаче повинна скорее политика, чем военная недостаточность. Мы уже показали корни тех слабостей и раздоров, которые подрывали «великий альянс», а также иные причины, раздражавшие всевластную царицу. При каждом из союзных дворов, равно как и между ними всеми, витали раздоры, недоверие и скрытая борьба интересов. Во всех армиях происходили генеральские дрязги — между Лаудоном и Дауном, Брольи и Субизом. Самым лучшим из них мешали всяческие конференции, придворные советы, наконец, просто интриги фаворитов. Решительные действия мы видим только в лагере Фридриха II и в окружении английского короля[348].

Однако то, что касается правительства, дипломатии, военных нравов XVIII века, все это частности эпохи, исторические случайности, поверхностные явления вещей и событий. Обратимся лучше к прочному, постоянному, глубокому, связанному с самим характером нации и сохраняющемуся до тех пор, пока жива она сама.