Русские и пруссаки. История Семилетней войны

Сам процесс рекрутского набора занимал по разным причинам много времени. Еще дольше новобранцы добирались через огромную империю к запасным или полевым полкам. Лишь к концу 1756 г. армия получила людей, набранных по указу 1754-го. То же самое повторялось и в последующие годы. Много рекрутов гибло по дороге, не вынеся лишений и тоски по родной деревне, от того, что были острижены их длинные волосы и бороды, без которых по понятиям славянских крестьян человек перестает быть «созданием Божьим». В народном языке «забривать» и означало поступление в солдаты.

В отличие от французской армии и армий большинства других стран того времени, русская не комплектовалась путем вербовки. В ней не было вольноопределяющихся — жители городов не имели склонности к военному ремеслу, а в сельской местности все находились в рабском состоянии. Петр Великий издал закон о приеме на военную службу крепостных, но впоследствии, чтобы не ущемлять помещиков, он был отменен и уже не восстановлен Елизаветой. Это показывает, что правительство совсем не заботилось о вербовке. Оно брало бродяг не в действующие полки, а распределяло по гарнизонам. Перестали принимать и иностранных волонтеров; когда об этом зашла речь в начале Семи летней войны, Елизавета заявила, что «не желает содержать иностранцев лучше, чем собственных своих подданных». А плата и продовольствование в ее полках не могли быть достаточной приманкой для поляков, немцев или французов.

Регулярная русская армия, по крайней мере в отношении простых солдат, была чисто национальной, что составляло разительный контраст с Пруссией — Фридрих II пополнял свои кадры рекрутами из Саксонии и Польши, принимая дезертиров и авантюристов. Он силой забирал крестьян, курьеров и даже военнопленных из саксонской, австрийской, французской и русской армий. Его войско, по выражению Мишле, являло собой настоящий «наряд Арлекина». Это была какая-то передвижная тюрьма, где одна лишь железная дисциплина могла заставить людей исполнять свой долг. Поэтому после каждого поражения из полков бежали толпы дезертиров. Удивление русских солдат такими порядками выражено в народных песнях, сохранившихся от того времени: «У злого короля все войско чужое — одни наемники да пленники».

Регулярная русская армия, комплектовавшаяся почти целиком крестьянами, то есть физически самыми крепкими и нравственно самыми чистыми людьми нации, была точным отображением России — терпеливая, послушная и выносливая. Русские солдатские песни исполнены печали, в них говорится о «солдатушках, бедных ребятушках», забранных из родной деревни, из своей теплой избы с ее большой печкой, где так хорошо спать; оторванных от безутешной невесты, которая, быть может, очень скоро и утешится. Но по прошествии недолгого времени в учебной команде из чуждого военному ремеслу крестьянина формировался настоящий солдат.

Для него, привыкшего к бедному и суровому существованию, не было ничего невыносимого в солдатской еде и казарменной жизни. Воспитанный в повиновении даже капризам своего барина, он не слишком тяготился приказами офицеров и нередко снова попадал под начало прежнего владельца. Хотя и не слишком сильно, он все-таки гордился именем русского, преклонялся перед царем и приносил под знамена свою пламенную набожность и глубокие верования, которые были внушены ему священником и семьей. Все это давало уже немалые средства для влияния на него начальников, если, конечно, в них самих была «русская душа». Накануне битвы перед фронтом всей армии под пение псалмов и курение ладана выносили знамена, кресты и чудотворные иконы. Солдаты исповедовались и причащались, а во сне им виделся рай, уготованный для положивших свою жизнь за Бога, Царя и Отечество. Утром они надевали белые рубахи, крестились и вставали в строй. Невзирая на войну, русский солдат держал тогда строгие и долгие посты, предписанные православной церковью. К этим лишениям присоединялись еще и все злоупотребления интендантской службы. Генералы жаловались, что во время маршей и боев солдаты доходили до истощения. Даже набожная Елизавета просила Святой Синод о смягчении постов для армии.

Солдатская одежда, хотя и далекая от роскоши, в основном соответствовала условиям страны и климата. В 1802 г., то есть в эпоху, когда время Елизаветы по сравнению с пруссофильскими новациями Павла I казалось золотым веком, тогдашний посланник в Лондоне Семен Воронцов восхвалял прежнее устройство армии: «Петр Великий, заимствуя в чужих краях все полезное, не подражал никому в обмундировании войск. Он хорошо понимал, что в Пруссии ²/₃ солдат иностранцы и там более заботятся об экономии денег, нежели о сохранении людей. Поэтому он одел свою армию в плащи и сапоги, каковых не бывало у пруссаков, поелику стоили они изрядных денег»[13]. Воины Елизаветы также носили эти добротные сапоги, теплые плащи и просторные брюки (в отличие от обтягивающих, которые были введены впоследствии), что давало столь необходимую для солдата свободу движений.