Восточная Пруссия, привязывая к себе русскую армию, в то же время отдаляла ее от Австрии. Благодаря этому петербургский двор ощущал себя независимым по отношению к своей союзнице и проникался стремлением изменить свою вспомогательную роль на роль державы, ведущей войну в собственных интересах, для которой предпочтительнее более тесный и непосредственный союз с Францией.
Но поскольку это не встретило понимания Людовика XV, пришлось все-таки сближаться с Веной и балансировать между двумя противоположными требованиями: удержания Восточной Пруссии и обязательствами помогать Австрии.
Поиски подобного компромисса порождали множество проектов, наполнявших политическую и военную корреспонденцию этих пяти лет: то предлагали сформировать так и оставшуюся на бумаге сорокатысячную армию и послать ее в распоряжение австрийцев, то говорилось о разделе главной армии и выделении из нее двадцати тысяч для фельдмаршала Дауна. Однако эти намерения вызывали сопротивление со стороны всех без исключения русских главнокомандующих: и Фермора, и Салтыкова, и Бутурлина. Они понимали, что в таком случае армия потеряет боеспособность и силы настолько распылятся, что императорское знамя как бы вообще исчезнет с театра военных действий. Только злостный недоброжелатель мог давать подобные советы, вредоносные для интересов и славы российской армии. Третий вариант заключался в том, чтобы приблизить русскую операционную линию к линии Дауна, избегая, однако, их параллельности или схождения.
Опираясь на Восточную Пруссию, русские могли выбирать между двумя основными направлениями: 1. идти вдоль Балтийского побережья, занять Данциг и Прусскую Померанию и соединиться с малочисленной шведской армией, полностью отрезав таким образом Фридриха II от моря; 2. наступать через Кюстрин или Франкфурт-на-Одере и захватить Берлин и всю главную провинцию Прусского Королевства; 3. двигаться через Позен и помочь австрийцам отвоевывать Силезию или Саксонию. Независимо от избранного варианта при условии последовательности действий можно было надеяться на большой успех — завоевание одной из прусских провинций. Но беда заключалась в том, что никак не могли твердо решиться на какую-то одну из этих трех систем. Уже в кампанию 1758 г. русские могли бы принудить Данциг к капитуляции, занять Западную Пруссию и Померанию и разгромить армию Левальда. После этого на следующий год надо было вторгнуться в Бранденбург и наконец во время третьей кампании раздавить Фридриха II, прижав его к австрийцам.
Однако ничего этого не произошло. До самого конца войны русская армия даже в период решительного наступления на Кюстрин и Франкфурт постоянно разрывалась двумя противоположными влияниями. То ее поворачивали на север, потому что правому флангу и даже самому Кёнигсбергу угрожала прусская армия из Померании; то надо было двигаться на юг, поскольку канцлер Кауниц не давал покоя своими представлениями графу Воронцову, а Даун жаловался, что русские ничем не хотят помочь ему в Силезии и Саксонии. Русская армия была похожа на планету, которая под воздействием двух противоположных притяжений движется беспорядочными зигзагами. Отсюда столько приказов и столько контрприказов, столько маршей и контрмаршей, изматывавших людей и оставлявших на дорогах конские трупы и брошенные повозки. Солдаты голодали, потому что интендантство не успевало вслед за переменами политики менять пути подвоза и расположение магазинов. Русская армия скорее плутала и бродяжничала по всей Польше и Германии, чем следовала заранее выработанному плану.