Русские и пруссаки. История Семилетней войны

«Все удивились, услышав о сем новом командире, и тем паче, что он, командуя до сего украинскими ландмилицкими полками, никому почти был не известен, и не было об нем никаких выгодных и громких слухов. Самые те, которых случай допустил его лично знать, не могли о нем ничего расспрашивающим сказать, кроме того, что он был хотя весьма добрый человек, но старичок простенький, никаких дальних сведений и достоинств не имеющий и никаким знаменитым делом себя еще не отличивший»[156].

Болотов и его сотоварищи по канцелярии не замедлили выбежать на улицу, как только объявили о прибытии Салтыкова в Кёнигсберг:

«Нельзя изобразить, с каким любопытством мы его дожидались и с какими особыми чувствами смотрели на него, расхаживающего пешком по городу. Старичок седенький, маленький, простенький, в белом ландмилиционном кафтане, без всяких дальних украшений и без всех пышностей, ходил он по улицам и не имел за собою более двух или трех человек в последствии[157]. Привыкшим к пышностям и великолепиям в командирах, чудно нам сие и удивительно казалось, и мы не понимали, как такому простенькому и по всему видимому ничего не значащему старичку можно было быть главным командиром толь великой армии, какова была наша, и предводительствовать ею против такого короля, который удивлял всю Европу своим мужеством, храбростию, проворством и знанием военного искусства. Он казался нам сущею курочкою, и никто не только надеждою ласкался, но и мыслить того не отваживался, чтоб мог он учинить что-нибудь важное. Столь мало обещевал нам его наружный вид и все его поступки. Генерал наш хотел было по обыкновению своему угостить его великолепным пиром, но он именно истребовал, чтоб ничего особливого для него предпринимаемо не было, и хотел доволен быть наипростейшим угощением и обедом. А сие и было причиною, что проезд его чрез наш город был нимало не замечен и столь негромок, что, несмотря хотя он пробыл у нас дни два и исходил пешком почти все улицы, но больше половины города и не знала о том, что он находился в стенах оного. Он и поехал от нас столь же просто, как и приехал, и мы все проводили его хотя с усердным желанием, чтоб он счастливее был искусного Фермора, но с сердцами весьма унылыми и не имеющими никакой надежды»[158].

Сам Салтыков ничего не предпринимал, чтобы столь возвыситься. Несколько строк из переписки Шувалова с Воронцовым наводят на мысль, что его даже пришлось упрашивать и ободрять. «Надеюсь, — пишет Шувалов, — что одного только слова Вашего Превосходительства окажется достаточным, дабы удовольствовать генерала Салтыкова»[159].