Русские и пруссаки. История Семилетней войны

Таким образом, мы видим не что иное, как рекомендацию выжидательной системы Дауна и вообще сведения русской армии на чисто вспомогательную роль, которую Австрия отводила России не только на войне, но и в политике. К этому документу как бы незримо была приложена австрийская печать. Уже заранее предопределялось, что проектируемая в Силезии кампания превратится в войну маршей, манёвров и перемены позиций.

Разделённым надвое армиям Франции и Священной Римской Империи[328] (125 тыс. чел.) Фридрих II мог противопоставить 70 тыс. Фердинанда Брауншвейгского, а 10 тыс. шведов, 180 тысяч. австрийцев и 70 тыс. русских всего лишь 120 тыс. солдат, разделённых между ним самим, принцем Генрихом и генералом де ла Мотт-Фуке. В общем, 190 тыс. чел. против 385 тыс.

Катастрофы предыдущей кампании, истощение армии, финансов и всех провинций вынуждали его к чисто оборонительной тактике, чтобы обезвреживать марши и контрмарши неприятеля аналогичными же манёврами. В своих расчётах он учитывал, что Даун не будет особенно мешать ему, и значительно больше его беспокоили русские. Однако в конце концов он пришёл касательно них к такому же заключению, которые царица приписывала ему в инструкциях для Салтыкова. В письме к барону де ла Мотт-Фуке от 17 февраля 1760 г., перехваченном и переведённом для императрицы, он пишет:

«Что же мы можем противу всего того употребить? Одна армия в Саксонии, а другая в Шлезии. Употребляемая в Шлезии армия имеет сначала прикрывать Глогау или Бреславль, пользоваться наималейшими погрешностями россиян и нанесть им, если можно, какой-нибудь удар, прежде нежели главная армия начнёт свои операции, занимать трудные места и оставлять чистые поля, ибо россияне имеют такое правило, чтоб самим не атаковать и маршировать лесами, а не полями; если же случится им идти через поля, то, может быть, и удастся их побить. Главное примечание против них должно быть сие, чтоб препятствовать им, дабы они не могли брать крепостей и в оных утвердиться; а от сего главнейше надлежит остерегать Колберг и Глогау»[329].

Таким образом, Фридрих II составлял свой план кампании, как будто уже зная, о чём шла речь в Петербурге. Может быть, он не только догадывался? Г-н Масловский убеждён, что король знал об этом непосредственно, то есть уже получил русский план. Но кто мог это сделать? Какой-нибудь офицер из окружения Салтыкова или некий «наблюдатель», обосновавшийся в Данциге?

Пока Фридрих II и петербургский кабинет обдумывали свои планы новой кампании, генерал Тотлебен с 4–5 тыс. лёгкой кавалерии вдали от них прикрывал на Нижней Висле зимние квартиры русской армии. Наблюдая за происходящим в Померании, он доносил, что там почти нет прусских войск: слабый гарнизон в Штеттине; небольшой корпус кавалерии и пехоты в Старгарде; в Дамме всего лишь один пехотный полк. Ему предписали переместиться в Прусскую Померанию и пресекать там набор рекрутов и подвоз провианта для армии Фридриха II.

Авангарды лёгкой русской кавалерии угрожали уже всей провинции по линии Кольберг-Глогау. 30 января 1760 г. начались небывало дерзкие набеги. Луковкин с тремя казачьими полками обрушился на Милич (Силезия), атаковал прусских гусар, взял в плен 30 чел., а в феврале напал на Фрауштадт, Лиссу (Лешно) и Гернштадт. Другой отряд из 100 гусаров и казаков достиг Ландсберга, прогнал из него ополчение, взял контрибуцию в 2622 талера и ещё 41 лошадь. Подгоричани с молдавскими гусарами занял Штольпе, Кёслин и разорял местность почти на виду у Кольберга. Русские аванпосты продвинулись до Штольпе и Ней-Штеттина в Померании, Арнсвальде и Ландсберга в Бранденбурге и Фрауштадта и Лиссы в Силезии. Тотлебен устроил свою главную квартиру в Бромберге.