Русские и пруссаки. История Семилетней войны

Дело, однако, заключалось в том, что Бутурлин испугался. Ведь в Силезию пришёл сам Фридрих II, оставивший войну в Саксонии для своего брата Генриха. На протяжении от Швейдница до Одера у короля было 70 тыс. чел., и ему не приходилось считаться ни с Конференцией, ни с гофкригсратом. Он был сам себе и военным советом, и главнокомандующим, внушая своим противникам ужас той быстротой, с которой его решения претворялись в действия. Фридрих мог по собственному усмотрению напасть на русских или на австрийцев. Однако он отличал их друг от друга и, как сам говорит в своих мемуарах, «решил при благоприятной оказии сразиться с австрийцами, а по отношению к русским скрупулёзно придерживаться оборонительной тактики, поелику после победы над австрийцами русские сами ретировались бы, а при поражении русских г-н Лаудон всё равно продолжал бы свои действия»[376].

Русские же, потратившие столько усилий для соединения с Лаудоном, не только не видели осуществления намеченных планов, но и не получали от своих союзников никакой помощи. Прусский король маневрировал с поразительной быстротой и смелостью, хотя и соблюдал осторожность. При этом он жаловался на «невозможность увидеть хоть что-нибудь из-за полчищ казачьей сволочи» (1 августа). Тем не менее благодаря умелым манёврам Фридрих сумел прервать сообщение между австрийцами и русскими и принудить последних уйти за Одер.

17 августа король разделил свои силы: сам с 40 тыс. чел. оставался в Вальштадте, а против Лаудона послал маркграфа прусского Карла с 30 тыс. В русской главной квартире посчитали, что он чрезмерно рискует, оказавшись в некотором роде между двух огней, и было решено атаковать его позиции. Оставив достаточное охранение своего лагеря, русские за один ночной марш утром 19-го вышли к Яуеру, но не обнаружили неприятеля. Что касается Лаудона, обещавшего следить за Фридрихом, то он, опасаясь обходного манёвра пруссаков, отступил на Фрейбург. Таким образом, русские оказались словно подвешенными в воздухе, не встречая среди этой неведомой для них страны ни врагов, ни союзников. А прусский король со своими 70 тыс. беспрепятственно маневрировал между двумя армиями, каждая из которых равнялась его собственной, поскольку у Лаудона было 75 тыс. чел., а у Бутурлина — 50 тыс.[377]. Такое попустительство, конечно, менее простительно австрийцам, как более сильным.

Русские были раздражены и утомлены столь бесславной войной. Бутурлин относил на свой счёт слова Салтыкова: австрийцы хотят, чтобы другие таскали для них каштаны из огня. В связи с этим уместно привести свидетельство самого Фридриха II, хотя и несколько сомнительное: «Чтобы не подвергать себя опасности, г-н Лаудон никогда не выходил за пределы предгорий, и ему всегда удавалось оставлять для союзников Австрийского дома самые опасные предприятия»[378].

Тем не менее 24 августа Бутурлин занял Яуер, а 25-го под Хохенфридбергом соединился с частью австрийской армии. Лаудон приехал к нему собственной персоной и, как младший по чину, поступил под его команду. Теперь оставалось только совместно и всеми силами идти на Фридриха.

Король занимал сильную позицию у Бунцельвица. Речка Штригау защищала его лагерь с севера и запада, а ручей Швайденвассер — с востока. Лагерь был укреплён со всех сторон ретраншементами, палисадами, редутами, батареями, рогатками и поваленными деревьями[379]. Кроме того, Фридрих мог получать из Швейдница подкрепления людьми и снаряжением.

Позиции австрийской армии находились с южной стороны, позади деревни Кунцендорф, а Бутурлина — с западной, к югу от Штригау, по обеим сторонам одноимённой реки. На северной стороне разместились корпуса Чернышева и Берга и один австрийский корпус. Только восточная сторона оставалась свободной, поскольку для её занятия пришлось бы окружить крепость Швейдниц, на что у Бутурлина даже совместно с Лаудоном не имелось и половины необходимых сил.

Не было возможности ни блокировать столь обширный лагерь, защищённый речками и болотами, ни штурмовать его. Таким образом, Фридрих имел все преимущества на своей стороне. Если бы он не положил себе за правило придерживаться оборонительной тактики, то сам мог бы напасть на одну из осаждающих армий, прежде чем другая смогла бы прийти к ней на помощь. Теперь именно он определял все передвижения своих противников.