Дело в том, что в период «эры свобод» (1718 — 1772) королевская власть в Швеции была низведена до такой степени, что важнейшие документы не нуждались в скреплении подписью монарха. Сановники, имея штамп с его подписью, пользовались им по своему усмотрению. Власть была сосредоточена в риксдаге. Его депутаты проникали во все области управления, они направляли внешнюю политику, указывали королю, кто должен быть назначен на ту или иную должность. Представительное собрание сосредоточило в своих руках и исполнительную власть. Шведский риксдаг, подобно польскому сейму, превратился в рынок, на котором торговали государственными интересами. После поражения в войне 1741-1743 гг. усилилось вмешательство русской дипломатии во внутренние дела Швеции. Русский посланник И.А. Корф почти открыто финансировал оппозицию и вмешивался в деятельность шведских законодателей.
Борьба политических партий губительно отразилась на обороноспособности: полуразрушенные крепости, пустые оружейные склады, плохая артиллерия, флот, не отвечавший требованиям времени. В «эру свобод» была почти полностью разрушена поселенная система, введенная Карлом XI, снизился уровень военной подготовки, ослабла дисциплина. Какая-то доля вины за упадок Швеции в «эру свобод» была и на России. Не случайно Пушкин отмечал, что в политическом активе Екатерины были униженная Швеция и уничтоженная Польша. В интересах России было иметь по соседству слабую Швецию, и в этом плане ее интересы совпадали с интересами Дании. В 1765 г. был подписан русско-датский договор о недопущении сильной королевской власти в Швеции. Не только упадок Польши, но и внутреннее расстройство Шведского государства содействовали усилению могущества России и росту ее значения в Европе.
Положить конец влиянию России на шведские дела могла реформа в области государственного права, осуществленная Густавом III в форме монархического переворота в 1772 г. Отсюда — реакция Екатерины на эти события. В них она видела руку Франции и предугадала, что это приведет к столкновению Швеции с Россией. Шведов, недовольных новым порядком и искавших убежища в России, велено было принимать беспрепятственно. Императрица приказала Остерману попытаться восстановить прежнее правление. В 1773 г. к русско-датскому союзному договору была приложена секретная статья о том, что обе державы при первом удобном случае обязуются силой восстановить в Швеции конституцию 1720 г.[22]
Екатерина хотела сохранить в Швеции такой строй, какой она не хотела бы иметь в России, и говорила: «Я не сыграю спокойной и слабой роли шведского короля».Тем не менее она писала Вольтеру: «Что вы скажете о революции в Швеции? В четверть часа… народ лишился там своей конституции и своей свободы… Швеция лишена свободы, и король в этом государстве имеет такую же деспотическую власть, какую имеет король французский».
Густав намеревался личным свиданием с Екатериной загладить неблагоприятное впечатление, произведенное на нее его первыми действиями. Он даже получил согласие Екатерины на приезд, целью которого было возобновление союза с Россией, но под давлением со стороны Франции вынужден был отложить поездку на несколько лет.
Только в июне 1777 г. он приехал в Петербург инкогнито под именем графа Готландского и впервые встретился с Екатериной. За месяц своего пребывания в Петербурге он посетил Летний сад, Царское Село, Петергоф, Ораниенбаум, Смольный и Невский монастыри, Академию наук, Кунсткамеру, Адмиралтейство, Горное училище, Монетный двор, Петропавловскую крепость, шведскую церковь св. Екатерины.
Женоподобный король не принадлежал к тому типу мужчин, которые нравились императрице, но она в совершенстве владела искусством лицемерия и была с ним крайне вежлива и учтива, так что Густав был совершенно очарован приемом и писал своему брату Карлу: «Императрица выказывает мне всевозможное внимание, она необычайно обходительна и вежлива… У нас установились весьма дружественные отношения, и она относится ко мне со всей сердечностью и радушием».
По возвращении в Швецию он писал ей: «Если бы Вы не были императрицей, то можно было бы надеяться видеть Вас в Стокгольме, а теперь надо искать случая, чтобы насладиться этим счастьем, поехав в маленький финляндский городишко, провести с Вами два-три дня». Густав надеялся, что ему удалось успокоить Екатерину и примирить ее с мыслью о необходимости сильной монархической власти в Швеции. Он сообщал графу Крейцу, что на смену предубеждению пришла дружба. После встречи Густав и Екатерина обменивались письмами, в которых Екатерина проявила литературный талант, остроумную игривость, склонность к шутке и колкости. Так, в одном из них она писала: «Я вовсе не верю слуху, который мне угрожал вторжением Ваших войск в Финляндию, где Ваше Величество, как утверждали, намеревались вырезать мои слабые гарнизоны и идти прямо на Петербург, вероятно, с тем, чтобы там поужинать».