Русские и шведы от Рюрика до Ленина. Контакты и конфликты

Российское правительство также весьма интересовали дела ближайших соседей. По свидетельству Олауса Магнуса, московский Великий князь использовал в разведывательных целях скоморохов, которые собирали для него информацию о странах Западной Европы. Иван IV также придавал большое значение сбору разведывательной информации о своих вероятных противниках. Михалон Литвин отмечал, что для сбора политической и экономической информации русское правительство использовало также «перебежчиков, нередко появляющихся среди нас, которые, разведав дела и разузнав о деньгах, состоянии и обычаях наших, беспрепятственно возвращаются восвояси; побывав у нас, они тайно передают своим наши планы». Генрих Штаден писал, что царь «не жалеет денег, чтобы узнавать, что творится в иных королевствах и землях. И все это делается в глубокой тайне».

В XVII в. русские резиденты и тайные агенты в Стокгольме, Нарве, Риге и других городах добывали сведения о внутреннем положении Швеции, ее политике и торговле. О происшествиях при королевском дворе сообщали статейные списки послов. Московские власти собирали «вести» у всех своих подданных, побывавших в Швеции, а таких бывалых людей находилось немало. Помимо обычных дипломатических каналов политические новости собирались и посредством торговцев, посещавших столицу Русского государства. Благодаря близкому соседству и неточной демаркации границ между Россией и Швецией, население приграничных областей обеих стран не было национально однородным — там жило много русских людей, доставлявших московскому правительству ценную информацию. Русские торговые люди часто ездили в Стокгольм, где имелось русское подворье — колония купцов-московитов.

Первому русскому дипломатическому представителю в Стокгольме Дмитрию Францбекову (1634 — 1636) было поручено не только вести официальные сношения со шведским правительством, но и «тайно проведывать от нарочитых людей добрых и досужих, кому бы доверить можно, и у агентов разных земель, как с цесаревыми людьми войну ведут… и чать ли миру».

Важную роль в получении военно-политической информации из Европы играл Новгород. Отсюда в Москву поступали переводы западноевропейских известий, сведения, полученные от проезжавших через Новгород иностранцев, и донесения русских купцов, возвращавшихся из шведских владений, или специально направленных туда лазутчиков. Организацией сбора информации ведали новгородские воеводы и дьяки Приказной избы. Приходили в Новгород вести и непосредственно с границы — от командира пограничной заставы на реке Лавуе Федора Обернибесова, доносившего воеводе, что в Орешке (Нотебурге) был усилен шведский гарнизон, «да от зарубежных мужиков слух несется, что еще будет людей в Орешек».

Взаимная разведывательная деятельность активизировалась во время внутренних смут и неурядиц. Так было во время Новгородского восстания 1650 г. Восстание началось 15 марта, а 28 марта новгородский воевода Федор Хилков сообщал в Москву о том, что в Новгород приехал шведский подданный — якобы для торговли. Он внушил подозрение новгородским властям тем, что «товары у него небольшие». Поэтому воевода предположил, что швед прибыл не для торговли, а для «проведывания вестей». Следует отметить, что шведы действительно проявили к восстанию самый пристальный интерес. О нем сообщали в Стокгольм дипломатический представитель Карл Померенинг, торговый представитель Юхан де Родес, шведский торговый фактор в Новгороде Адольф Эберс, шведский резидент Якоб де Мулин.

В свою очередь московские власти интересовались реакцией шведского правительства на события в Новгороде и Пскове. Отправленному на подавление восстания князю П. Хованскому было поручено выяснить, не ссылались ли восставшие «с окрестными государствами, с поляками и немцами (шведами. — Г. К.)». Информация, интересовавшая правительство, поступала в Москву из Новгорода прежде всего от новгородцев, побывавших в шведских владениях. В Приказной избе опрашивали всех вернувшихся из Швеции. 1 апреля давал показания Алешка Нестеров, ездивший в Колывань (Таллин). Он рассказал, что военных приготовлений там он не заметил, а «с цесарем (германским императором) и поляками у свеян мир или война, про то он не ведает и слышать ни от кого не случилось». 5 апреля посадский человек Федор Свечник, побывавший в Канцах (Ниеншанце) и Выборге, рассказал о том, что «слышал от торговых от русских людей, что королева с цесарем помирились», а в Выборг вернулись взятые оттуда на службу солдаты.

О реакции Швеции на новгородские и псковские события можно было судить и по сообщениям лазутчиков. Так, 20 апреля 1650 г. «пришел на государеву заставу зарубежский мужик Федька Романов и про вести зарубежские сказывал». Он, в частности, рассказал, что в Канцах о событиях в Новгороде и Пскове стало известно «от тех немец (шведов. — Г. К.), что на Руси засажены», т. е. от шведских агентов. Узнав о восстании, комендант Ниеншанца распорядился, чтобы «все служивые люди по всем уездам были готовы, а числом их, сказывают, восемь прапоров».