Русские идут!

Тут уж наш Лёха порезвился на славу, при этом ему лучше удавалась роль злого полицейского. Подследственные из его, как он выражался, «операционной» вылетали совершенно очумелые, и Андрею потому не раз приходилось унимать его прыть. И вот, наконец, к нему на приём доставили пана Пацюка. Только взглянув на его блудливую рожу, Лёша полюбил его как родного. Для знакомства он поорал на него и потряс за шкирку «легонько», так, что тот прокусил себе язык. Потом пристегнул его наручниками к батарее и, пообещав «круто с ним разобраться», куда-то вышел. Дав поразмышлять «пациенту» о своей незавидной, по-видимому, перспективе, в кабинет тихо вошёл весь такой из себя вежливый Андрей, который тут же принялся сочувственно расспрашивать «страдальца», с пониманием выслушал его жалобы на грубияна-следователя, но при этом посоветовал отнестись к нему снисходительно, так как у него теперь трудное время – работы много, а на днях его ещё и собака покусала. «Вот и теперь он на прививку от бешенства пошёл!»- окончательно «успокоил» бедолагу наш доброхот. Так что когда Лёша вернулся, клиент готов был растаять и под паркет просочиться лишь бы ему на глаза не попадаться. И когда Лёха опять заорал, что всё о нём знает, да грохнул стулом об пол, Пацюк с облегчением во всём сознался. Но на пана Козлюка он, к сожалению, вывести не смог по причине строгой конспирации в его банде – каждый её участник знал лично только членов свое «тройки». Приказы же они получали запиской каждый раз через новый тайник, место которого указывалось в предыдущей.

4

А западные «радиоголоса» раздували вокруг этих событий форменную истерику, делая из них каждый раз парадоксальный вывод, что во всём виноваты русские. За то и любили бандиты тамошних журналюг.

И вот в составе корпуса представителей «свободной западной прессы» появился Станислав Козлюкас – репортёр литовской газетёнки известной своей зоологической русофобией. Это, конечно, был наш Стас, за годы работы в Вильнюсском ОМОНе не плохо насобачившийся в тамошнем языке, особенно по части литовских и польских ругательств. Этих его лингвистических познаний и искусно имитируемого акцента было вполне достаточно, чтобы произвести должное впечатление на национально озабоченных хохлов. Немало пришлось ему сочувственно выслушать от них под горилку жалоб на «клятых москалей», но в результате стал он среди них своим в доску. Он был известен в их кругу и как особый почитатель «национального героя Украины» пана Козлюка, пишущий, на досуге, книгу о его подвигах. Была у Андрея надежда, что Козлюк известный своим тщеславием, клюнет на эту приманку.

5

Один из новых знакомцев свёл Стаса с униатским попом отцом Опанасом, окормлявшим весь окрестный, помешанный на почве так называемой самостийности, сброд. При второй встрече тот сам предложил Стасу устроить ему аудиенцию у пана Козлюка, причём отправляться «по цепочке» следовало немедленно. «Чтобы я ни кого не предупредил»,- подумал Стас. Но он не очень смутился, так как последнее время его незаметно «пасли» свои. Когда же Стаса повели по подземному ходу, начинавшемуся в подвале собора, ему оставалось надеяться только на свою везучесть и на находчивость своих товарищей.

* * *

Потеряв след Стаса, друзья быстро сообразили в чём дело и Андрей распорядился незаметно изъять из обращения попа Опанаса и доставить его к нему.

И вот уже сей верный слуга папы римского сидит перед ним, плавясь под направленной ему в лицо сильной лампой, похожий с виду на взятого с поличным цыгана обряженного в краденую рясу.

Дипломатичный Андрей решил сначала провести с ним воспитательную работу и потому многообещающе зачитал вслух перевод, добытой в архиве документов Второй Мировой войны, гестаповской инструкции по методам допроса партизан. Стоящий же за спиной преподобного Опанаса Лёша подчёркивал наиболее интересные места подзатыльниками, приговаривая: «Ну как тебя, падла, лучше – по германски или по москальски?» Если же опустить эти дополнительные разъяснения, то духовный наставник Козлюка услышал следующее:

«Все допрашиваемые должны быть предупреждены, самым серьёзным образом, о необходимости говорить правду. Во всяком случае, они знают, что с самого начала их будут избивать.

Кто-либо из допрашиваемых, безусловно, даст показания относительно партизан. Однако если, как это обычно бывает, допрашиваемый сначала притворяется, что ничего не знает о партизанах, а позднее сообщает какие-нибудь сведения, его надо подвергнуть более тщательному допросу (около двадцати пяти ударов резиновой дубинкой или плетью). Каждый раз вслед за вопросом необходимо добавлять слово «говори». Например: «Где находится командир партизанского отряда? Говори!» и так далее. Лицо, допрашиваемое таким образом, будет продолжать говорить, и, когда ему прикажут сообщить всё остальное из того, что ему известно, его необходимо подвергнуть ещё двадцати пяти ударам.

Лица, которые подвергались такому суровому и тщательному допросу, должны быть ликвидированы.