Русские идут! Заметки путешественника

Скажу четырьмя словами: Польша мне не понравилась. И никому из тех людей, к которым я отношусь с симпатией (а это – большинство населения нашей страны), я не советую посещать ее ни с торговыми, ни с туристическими, ни с какими-либо другими целями, кроме как попить водки и пообщаться с местными девушками. Вот написал я эту фразу и задумался: а какого хрена нужно для этого отправляться в Польшу? У нас все проще, понятнее и лучше. Так что, дорогие мои, в Польшу мы не едем. А в заключение один из любимых анекдотов Алексеича, который он, будучи преподавателем истории КПСС, в конце семидесятых рассказывал на своих семинарах, рискуя потерять работу. Идет выставка картин, посвященная очередному ленинскому юбилею. Партийная комиссия осматривает залы. Все члены дружно кивают головами (чуть не написал «головками»), как вдруг видят странную картину молодого талантливого художника. Приглашают автора, и председатель спрашивает: «Вот ваша картина называется „Ленин в Польше». А у вас тут на картине изображены две пары ног, которые высовываются из-под одеяла. Чьи, к примеру, вот эти широко раздвинутые белые, чуть полноватые ноги пальцами кверху?» Художник отвечает: «Это ноги верной соратницы Владимира Ильича Ленина, его супруги Надежды Константиновны Крупской». – «А вот другие ноги, худые, темноватые и мускулистые, пальцами книзу?» – «А это ноги верного соратника Владимира Ильича, железного, я бы сказал, Феликса… Эдмундовича Дзержинского». – «А при чем тут Ленин?» – спрашивает председатель. На что художник отвечает: «Ленин-то тут в общем ни при чем. Он ведь в Польше…»

Хенде хох!

Я помню себя примерно лет с четырех. Первые детские воспоминания: мама, бабушка, наш дом на будущем проспекте Мира… И первые иностранные слова. Нет, не битловские «Yesterday» или «Love me do», а целый набор немецких выражений. Годам к шести я знал их уже около сотни, впрочем, как и все окрестные мальчишки, которые и через двадцать лет после Победы играли в «наших» и «немцев». Зимой, кстати, тоже бились с «немцами», только представлявшими Тевтонский орден, – играли в Ледовое побоище. Тут, кстати, было проще с «костюмами». Старая простыня с намалеванным углем крестом, ведерко с дырками для глаз на голову – вот и все снаряжение немецкого «рыцаря». А в теплое время… Весной, летом и осенью во дворах звучала звонкая немецкая речь. И не надо мне говорить, что она «лающая». Во-первых, у юных пацанов голоса сами по себе не грубые, а во-вторых, вы, видимо, не слышали китайцев. Вот у них звучание языка совершенно «гавкающее», причем даже когда они говорят о чем-то нейтральном, кажется, что вот-вот, и возникнет серьезный конфликт.

Основой для изучения немецкого были, как вы понимаете, художественные фильмы о войне и не менее художественная литература о том же самом. Наиболее употребимыми были «хенде хох», «Гитлер капут», «аусвайс», «нихт шиссен», «зиг хайль», «варум нихт», «цурюк», «арбайтен», «ферботен»… Но с течением времени наш «немецкий» лексикон все более расширялся. «Семнадцать мгновений весны» привнесли в него «партайгеноссе» (так стали звать низкопоставленных секретарей партячеек), «штандартенфюрер», «рейхсфюрер» и других «фюреров». А «12 стульев» порадовали бессмертным «Гебен зи мир битте… А, это я знаю…» В общем, любой московский пацан мог при желании вполне сносно объясниться с каким-нибудь гражданином Германии, как Восточной, так и Западной. А в случае чего, если тот, к примеру, не понимал, шугануть его громким: «Гитлер капут!» Эффект был обеспечен.

Но шло время, ужасы войны уходили все дальше, детские игры менялись в угоду политической конъюнктуре, как бессмертная книга Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч», в которой отрицательными героями были то немцы, то японцы, то американцы (в зависимости от года издания). А потом и вовсе стали какие-то идиоты, не имевшие никакой национальной принадлежности. Но немецкий все же не забывался. Его учили в школах, в вузах, на курсах. Зачем? Трудно догадаться. На английском, скажем, говорили более миллиарда человек, на французском – четверть миллиарда, а на немецком – всего-то граждане обеих Германий и анклавов в Бельгии и Швейцарии (силезских немцев и немцев Поволжья я не считаю). Тем не менее с завидным упорством наши школы выпускали «способных читать и переводить со словарем» двух видов: «англичан» и «немцев». Видимо, потому что сотни миллионов испаноязычных граждан, почти миллиард индусов, а также более миллиарда китайцев нападать на нас не собирались и в обойму «вероятных противников» не входили. Кстати, с китайцами мы ошиблись, о чем свидетельствовали события на острове Даманский. Может быть, и нужно было подучить иероглифы…