Русские исторические женщины

– Без тебя знаю! – огрызнулась на него любимая камер-юнгфера императрицы: – еще и у обедни не была, не молилась, а уж тут песни распевают ряженые: где бы ангела своего порадовать, а она с внучками беса тешит, срамница!

– Прости, милая Марья Саввишна, – это ненароком случилось, – винилась императрица.

– То-то же… А то вон и Захар-дурак теперь там в нос себе козла запущает:

«Еройством надуваясь»…

Громкий смех императрицы и Нарышкина был ответом на ворчанье Марьи Саввишны.

IX. Расплакавшиеся женщины

Как-то вскоре после Екатеринина дня императрица зашла к Марье Саввишне, помещение которой находилось недалеко от опочивальни, и встретила там Пашу. Императрица хорошо знала ее, потому что, когда княгиня Дашкова жила в Зимнем дворце, хорошенькая камеристка последней иногда попадалась на глаза государыне и была ею замечена. Екатерина видела ее не раз и у Марьи Саввишны.

На этот раз зоркие глаза императрицы не могли не заметить, что девушка очень изменилась: яркий румянец ее щек заменился бледностью и вся она несколько поблекла; мало того, государыня ясно видела, что живые глазки Паши были заплаканы, и догадалась, что девушка что-то рассказывала Марье Саввишне и плакала.

– Что с тобой, Паша? – милостиво обратилась к ней государыня: – у тебя какое-нибудь горе?

Из глаз девушки брызнули слезы, и она не могла проговорить ни слова.

– Как же, матушка государыня, не горе? – отвечала за нее Марья Саввишиа. – У девки жениха сослали, как же тут не плакать?

– Кто сослал и за что? – спросила императрица.

– Барин евоный, матушка, – Нарышкин Александр Александрыч.

– За что же?

– Да все, матушка, за тех проклятых галанских свиней.

– И тут свиньи! – невольно улыбнулась императрица. – Чем же он, Пашин жених, тут виноват? Разве он зарубил свиней?

– Нет, матушка, а только по его оплошке все это случилось. Состоял он, матушка государыня, камардином у Александра Александрыча, а тот этих галанских свиней любил, что родных детей. И случись Егорке, – это камардин-то евоный, а ейный, Пашин, женить, – так случись Егору спешка повидаться для чего-то с Пашей; он и пролез к ее барыне, к княгине Дашковой, в сад, да чтобы пролезть-то туда, он возьми да и вынь из забора две доски. Только это он, матушка государыня, пролез в Паше, как вслед за ним в дыру-то и свиньи проклятые возьми да и шмыгни. На беду заметь их поваренок княгини, да и ну кричать. Сбежались садовники, дворня, выбежала сама княгиня, – ну, с сердцов и велела свиней зарубить. С того все и пошло: Егорку сослали в деревню, а девка осталась без жениха.

– Ну, этому горю еще можно помочь, – заметила императрица и улыбнулась: она видела теперь перед собой несчастную Джульетту, а Ромео-Егорка представился ей пасущим гусей в деревне.

– А княгиня знает, что ты любишь Егора? – спросила она потом девушку.

– Нет, матушка, княгиня не знает, – снова отвечала за Пашу Марья Саввишна: – да девка и заикнуться не посмеет.

– А жених хороший малый? – опять спросила государыня.

– Парень хороший, матушка, не пьющий, смирный и из себя видный – богатырь: я знавала его, когда он служил еще у Льва Александрыча.

– Так это гайдук Егорка?.. Я и сама его помню: в плечах косая сажень.

– Он самый, матушка-государыня, Егорка.

– Ну, так я скажу Нарышкину, чтобы он простил его.

– Ах, матушка государыня! – бросилась целовать у государыни руки Марья Саввишна: – святая ты перед Господом! И в писании сказано: блажени милостивии… К бедным-то ты милостива, матушка!

– Ну, полно, Маша, захвалишь ты меня до смерти, – с чувством сказала императрица.

– Ох, матушка-царица! Как и не хвалить тебя, слов не станет. Ну, будет, будет!

– Целуй у государыни ножки, девка, целуй! – обратилась Марья Саввишна в Паше.

Девушка бросилась к ногам императрицы.

– Хорошо, хорошо! – с улыбкой отступала Екатерина от ползавшей по полу девушки: – так я же и свахой твоей буду у княгини.

Девушка вся затрепетала от неожиданного счастья и снова разрыдалась.

– Молись! молись на свою государыню, девушка! – расплакалась и Марья Саввишна.

Заплакала и державная сваха: все три женщины плакали счастливыми слезами.

– Ба-ба-ба – и я расплачусь! – о-о-о!

Это Левушка «шпынь» всех обдал холодной водой: он стоял в дверях и показывал вид, что плачет.

* * *

Державная сваха хорошо выполнила свою роль.

Весной, вскоре после Пасхи, на самую «красную горку», состоялась свадьба Егора и Паши. Лев Александрович Нарышкин был посаженым отцом у Егора, а Марья Саввишна – посаженой матерью у Паши. Императрица прислала невесте дорогую брошку.

Конец

Коротко об авторе