Русские исторические женщины

Но из посольства этого ничего не вышло. Король даже не говорил с князем Львовым, велев сказать ему, что он-де болен, а послы, вследствие этого, не захотели говорить с ближними его сановниками о таком великом деле, как сватовство царя.

Тогда в январе 1628-го года послано было посольство к шведскому королю Густаву-Адольфу с тем, чтобы высватать принцессу Екатерину, сестру курфюрста бранденбургского Георга, шурина Густава-Адольфа.

Но и здесь была неудача. Густав-Адольф отвечал, что принцесса Екатерина ради царства не отступится от своей веры.

После этих неудач с иностранными сватовствами, Филарет опять поднял дело о несчастной Марье Хлоповой, которая жила с родными в Нижнем, и – как доходили оттуда вести – была совершенно здорова.

Доктор Валентин Бильс и лекарь Бальцер, которые, по поручению кравчого Михаила Михайловича Салтыкова, племянника царицы-матери Ксении Ивановны, пользовали царскую невесту, когда она захворала во дворце, объявили на сделанный им запрос, что у боярышни-царевны была пустая желудочная болезнь, легко излечимая.

Тогда взяли к допросу Салтыкова. Салтыков, видимо, изворачивался, путался, показывал, будто бы не говорил, что боярышня Хлопова неизлечима, и вообще обнаружил, что тогда он солгал.

Не удовольствовавшись этим, царь и Филарет послали за отцом Хлоповой, а потом за дядей Гаврилой Хлоповым. Отец боярышни показал, что дочь его Марья была совершенно здорова, пока ее не привезли во дворец; во дворце ее рвало, но рвота скоро прошла, а в ссылке с ней этого ни разу не было. Спросили духовника боярышни – тот показал то же самое.

Привезли и дядю невесты – Гаврилу Хлопова, и дело объяснилось следующим образом:

Однажды царь с приближенными своими боярами ходил смотреть вещи в оружейной. Ему поднесли турецкую саблю замечательной работы, и все хвалили эту работу.

Михайло Салтыков на это заметил:

– Вот невидаль! И на Москве государевы мастера такую саблю сделают.

Царь, обратившись к Гавриле Хлопову, который тоже находился там с прочими боярами, спросил:

– Сделают такую саблю в Москве?

– Сделать-то сделают, только не такую, – отвечал Хлопов. Салтыков вырвал у него из рук саблю и с досадой сказал, что Хлопов тут ничего не смыслит. После того они «поговорили гораздо», т. е. крупно поссорились, и с той минуты Салтыковы невзлюбили Хлоповых. На беду захворала боярышня-царевна, и царю донесено было, что она больна неизлечимо.

Но, не удовлетворившись и этим объяснением, Филарет и царь послали в Нижний боярина Федора Ивановича Шереметева и чудовского архимандрита Иосифа с медиками подлинно разведать: точно ли здорова боярышня Марья Ивановна. Те нашли, что здоровехонька.

Несчастная девушка, на вопрос Шереметева: отчего она занемогла, по своей суеверной наивности, отвечала:

– Болезнь моя приключилась от супостат.

Отец ее, не менее суеверный и, злобствуя на Салтыковых за несчастье дочери, показал, что ее отравили Салтыковы: «дали-де для аппетита какой-то водки из аптеки».

Один лишь дядя боярышни, Гаврила Хлопов, объяснил и это обстоятельство разумнее всех: он сказал, племянница-боярышня занемогла от неумеренного употребления сладких блюд.

Оно и понятно. Молоденькую, хорошенькую боярышню, взятую во дворец, нареченную невесту царя и будущую царицу, конечно, все, что называется, носили на руках, закормили сластями – и, этим погубили всю ее жизнь.

Интрига Салтыковых, таким образом, обнаружилась вполне, и их разослали по деревням. Мать их сослали в монастырь. Поместья и вотчины отобрали в казну, объясняя эту строгую опалу тем, что Салтыковы «государевой радости и женитьбе учинили помешку».

«Вы это сделали – говорилось в царском указе Салтыковым – изменой, забыв государево крестное целование и государскую великую милость; а государева милость была к вам и к матери вашей не по вашей мере; пожалованы вы были честью и приближеньем больше всех братьи своей, и вы то поставили ни во что, ходили не за государевым здоровьем, только и делали, что себя богатили, дома свои и племя свое полнили, земли крали, и во всех делах делали неправду, промышляли тем, чтобы вам, при государевой милости, кроме себя никого не видеть, а доброхотства и службы к государю не показали».

Но все же несчастную Хлопову царь уже не взял за себя. Причиной этого было то, что мать царя, Ксения Ивановна, ни за что не хотела этого, потому что пострадавшие Салтыковы были ее племянники. Может быть также, что в семь лет ссылки боярышня Марья Ивановна успела и постареть и подурнеть.

Хлопову оставили в Нижнем, но за то, что она была царевой невестой и погубила свое счастье неумеренным пристрастием к сладким яствам, ее велели пожаловать «корм давать перед прежним вдвое».

После этого царь женился на Марье Владимировне Долгорукой, которая, впрочем, в тот же год и умерла. Летописцы говорят, по обыкновению, что ее отравили – была испорчена.

На следующий год Михаил Федорович женился на Евдокии Лукьяновне Стрешневой, дочери незначительного дворянина.