Русские истории

Правят конторские. Черновиков навалом:
пишем на гербовой – правда, на оборотках.
Медленно движется по костяным каналам
время коротких денег и дел коротких.

Ведает Бог, каким завариться кашам

в юных, нетвёрдых ещё черепных коробках.
Разве мы раньше знали, что будет нашим
время коротких писем, друзей коротких?

Сказано было: живи и не жди иное.

Но разве кто уверен чужою правдой?
Словно Луна, поворачивается спиною
мамина поговорка: хоть стой, хоть падай…

Вот и стою пока, укрепляем то ли

страхом посмертным,
то ли семейным долгом.
Да вот ещё – не смейтесь – родное поле:
слово короткое, а на дыханье долгом.

«Плотина, полотина, платина…»

Язык до Киева доведёт…

Пока без объяснения

Плотина, полотина, платина:
основа единая – плоть.
Такая накопится патина
на слове, что не прополоть
и не догадаться в обычае
козе, и ежу, и коню,
какое – из иноязычия,
какое – своё на корню.

На корни гляжу без мороки я,

хотя докопаться – хлопот…
Подумаешь, этимология —
да хоть генетический код.
Не время идти на попятную,
аларму сдаваясь до пят…
Я немец на пятидесятую,
ан русский поэт, говорят.

В крови у меня и брательника

ужились внутри ДНК
потомки тагильского мельника
и вятского межевщика,
сошлись через горы и тернии
и не разойдутся никак
крестьянин из Минской губернии
и верхнеуральский казак.

А в новом колене заронена —

не том, что поверх сапогов —
с повадкою коми-зырянина
загадка тунгусских снегов.
Гремучее кровосмешение —
от Рейна и до Колымы…
Всем, кто мельтешит, в утешение:
да – русские. Русские мы.

Хотя утешать не умелец я,

послушайте, как наяву
работает русская мельница —
английскую мелет молву.
По мере к родимой довешивай,
ссыпая в лари-словари.
Управимся – тесто замешивай.
Иначе – суши сухари.

Не брат и не сват – а не кинь его:

не вся оборона – броня…
Когда доберёмся до Киева —
и там есть родня у меня.

Баллада о безымянном поколении

Рождённым в 1960-е