Русские летописи и летописцы X–XIII вв.

Осознание единства истории Владимиро-Суздальского княжества с Южной Русью находило свое выражение не только в освящении действий княжеской власти в тот или иной период, но также и на уровне генетического заглубления летописцев в прошедшие лета. Красной нитью через всю летопись проходит подчеркивание киевского происхождения владимиро-суздальской династии князей, в генеалогической основе которой находился Владимир Мономах. Говоря о ростово-суздальских и владимирских князьях, летописец непременно прослеживал их родство с Мономахом. Юрий Долгорукий — сын Владимира Мономаха. Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо — сыновья Юрия и внуки Мономаха. Константин и Юрий — сыновья Всеволода, внуки Юрия и правнуки Владимира. 1157 г.: «Того же лѣта преставися благовѣрный князь Гюрги Володимеричь в Кыевѣ».[603] 1175 г.: «В то же льто убьенъ бысть великий князь Андреи, сын великого князя Георгия, внукъ Мономаха Володимера».[604]1218 г.: «Преставися христолюбивый великий князь Константинъ, сын Всеволож, внукъ Гюргевъ, правнукъ Володимера Мономаха».[605]

Поскольку Владимир Мономах был князем не только Переяславльского княжества (в состав которого входила и Ростово-Суздальская земля), но и великого Киевского, это давало его владимиро-суздальским Наследникам юридические основания распространять на эти столы право отчины (в аналогичном статусе находился также и Новгород). Юрий Долгорукий реализовал его по отношению к Киеву de facto, могущественные сыновья Андрей и Всеволод достигали признания своего старейшинства лишь на короткое время, не связывая это с необходимостью личного обладания киевским столом. Боголюбский мог считать себя реальным старейшиной русских князей только тогда, когда в Киеве сидел его брат Глеб Юрьевич (1169–1171 гг.). Старейшинство Всеволода было скорее всего идеологической фикцией, рожденной его летописцами, чем объективной реальностью.

Более успешными были претензии владимиро-суздальских наследников Мономаха на владение Переяславлем. С 1169 по 1187 г. в нем сидел правнук Мономаха Владимир Глебович. И позже владимирские Мономаховичи неоднократно владели Переяславлем, причем каждый раз летописцы подчеркивали их отчинное право на него. 1201 г.: «Посла благовѣрный и христолюбивый князь великий Всеволод Гюргевич, внук Володимерь Мономаха, сына своего Ярослава в Переяславль Руський княжить на столъ прадѣда и дьда своего».[606] 1227 г.: «Того лѣта. Посла великыи князь Гюрги сыновца своего Всеволода Константиновича в Руськыи Переяславль на столъ, и вниде Всеволодъ месяца сентября в 15 день, на память святаго мученика Никиты, на свой столъ».[607] В реальной жизни переяславльские князья больше зависели от Киева, чем от Владимира.

Еще один стол — новгородский — владимирские князья также считали своей отчиной. В Новгороде действительно, время от времени, княжили представители северо-восточной ветви Мономаховичей, но еще чаще там сидели южнорусские князья, преимущественно киевские, и, конечно же, их отчинное право было более обоснованным. Соперничество Киева и Владимира за преобладающее влияние на новгородскую вольницу продолжалось, по существу, до нашествия на Русь монголо-татар.

Как явствует из статьи 1206 г., рассказывающей о посылке в Новгород Всеволодом Юрьевичем своего сына Константина, обладание этим древнейшим княжеским столом должно было в какой-то мере компенсировать невозможность подчинения Владимиру Киева и, таким образом, легитимизировать претензии владимирских князей на общерусское старейшинство. Идеологическим обоснованием этого является речь Всеволода, обращенная к сыну: «И рече: сыну мои Констянтине, на тобѣ Богъ положилъ переже старѣишиньство во всея братьи твоей, а Новгородъ Великыи старѣишиньство имать княженью во вси Русьскои земли, по имени твоем тако и хвала твоя, не такмо Богъ положилъ на тебѣ старѣишиньство в братьи твоей, но въ всей Русской земли, азъ ти даю старѣишиньство поѣди в свои городъ».[608]

Из сказанного видно, что в решении задачи достичь реального положения старейшин на Руси владимирским князьям не хватало глубины исторической традиции. Необходимо было соединение если не с Киевом, то хотя бы с Новгородом, который объявляется теперь старейшим княжеством на Руси.

Приблизительно со второй четверти XIII в. записи владимиро-суздальского летописания полнее сохранились в Воскресенской летописи, чем в Лаврентьевской, но также содержат информацию не только узкоземельную, но и общерусскую. Ряд событий южнорусской и собственно киевской истории мы знаем только благодаря этому летописанию. Среди них, в частности, и точная дата взятия Киева монголо-татарами: «Си же злоба приключися до Рождества Господня, на Николин день».[609]

10. Галицко-Волынская летопись XIII в.