Русские масоны. От Романовых до Березовского

Напротив, текст второго доклада был составлен почти без теоретических изысков. «Масонство, работающее над усовершенствованием человеческого индивидуума, не может идти по пути поглощения личности государством. А потому, не говоря уже о результатах коммунистического опыта в России, мы должны как масонство встать совершенно определенно на платформу правового государственного устройства, способного оградить человеческую личность от индивидуальных и коллективных посягательств, признающего свободу личности и право собственности необходимыми основаниями благополучия граждан». Он выска-

зывался против социалистического пути развития, призывал делать ставку на «эгоистическую природу современного человечества». Автор ратовал за возвращение нашей страны к прерванному буржуазному курсу, делая масонство простым инструментом.

Изложенный посыл оказался неприемлемым даже для Чайковского, который 5 апреля 1925 г. отписал Макшееву: «Мне кажется несомненным, что принятие ваших тезисов в том виде, как вы предлагаете их голосовать, раскололо бы нас по одному из кардинальных вопросов», поскольку предложением (восстановить Россию в таком виде) означало бы вернуть ее к эпохе 30-х годов XIX в. в Европе, когда провозглашался лозунг «Обогащайтесь!»¹ Тяжелая болезнь и смерть масонского патриарха, видимо, помешали провести намеченное собрание, хотя во время других встреч братьев преобладали высказывания, близкие взглядам Макшеева.

Но вернемся к двум поступкам Вакара. В качестве истинно православного и воцерковленного человека, предпочитая открыто демонстрировать свою религиозность, в письме досточтимому мастеру «Астреи» Макшееву от 24 января 1924 г. он возмущенно сообщил о проведении накануне братством «Союз Народов ВЛФ» собрания, посвященного «прославлению Сатаны». Некий акафист там зачитал французский брат Юмери, кончая каждый абзац напевным возгласом «О Сатана, брат людей!» и отождествляя дьявола с человечеством, а закончил выступление гимном врагу рода земного, используя стихи знаменитого французского поэта Бодлера. В заключительном слове досточтимый мастер поблагодарил докладчика за «интересное и захватывающее» сообщение, подчеркнув масонский характер выступления. И Вакар заключал угрожающе: «Если в Братстве не будет явлена воля к ограждению от оскорбления со стороны братьев религиозною чувства верующих, должен буду покинуть Братство, ибо, стало быть, попал не туда, куда думал попасть. Незачем находиться в среде, которая не уважает тою, что для меня дороже этой самой среды. Так же, думаю, рассудят и поступят другие наши братья, искренно верующие и искренне преданные своей вере»². Очевидно, Вакар продолжал жить представлениями о дореволюционной России, опутанной духовной цензурой, и даже не представлял себе, будто на Западе многие люди утратили всякую веру, превратились в атеистов или даже исповедовали сатанинский культ, столь модный ныне и в нашей стране.

Макшеев оказался в трудной силуации, не разделяя набожности подопечного, который отличался и большим упрямством. Предпринимать демарш перед федеральным советом собственной Великой Ложи он явно не собирался, но предпочитал не обострять отношений и с Вакаром. Пришлось пойти на маленькую хитрость, поручив помощникам составить при содействии Вакара проект решения для французского начальства без отправки его адресатам. В архиве сохранилась такая бумага в «лучших» партийных традициях, гласившая: «Заслушав и обсудив сообщение о случае прославления Сатаны в одном из французских братств на собрании 23 февраля 1924 г., ложа «Астрея» (№ 500) усматривает в этом событии существенное нарушение масонской лояльности в отношении верующей части братьев и глубоко осуждает его как поступок, противоречащий Закону, обычаю и духу масонской организации. Однако, принимая во внимание свое особое положение русской ложи во французском Ордене и не считая себя поэтому вправе вмешиваться в деятельность французских лож, ложа «Астрея» переходит к обсуждению вопросов порядка дня»¹. Возможно, на время такой исход удовлетворил Вакара, затаившего, впрочем, обиду на офицеров своего братства.

Желая блеснуть эрудицией и одновременно попенять братьям и Макшееву, Бакар выступил в феврале 1926 г. на собрании не своей, а ложи союза ВЛФ с докладом о взаимоотношениях христианства и масонства в духе типичных церковных проповедей, подчеркивая крайнюю необходимость во всем следовать воле Божьей, стоящей выше Родины и семьи. «Услышав голос Божественной мудрости, вольный каменщик по любви к людям должен оставаться среди них, в миру осуществлять познанную истину»², чем без дополнительных призывов и без того руководствовался каждый адепт Ордена. Доклад не вызвал оживленных прений.