Русские мыслители

А в итоге, продолжает Герцен, все оборачивается бессер­дечным легкомыслием; человеческие существа приносятся в жертву пустым словам, разжигающим страсти, — но, если начать доискиваться их смысла, не значат ничего: оборачива­ются некой «политической gaminerie

[126]», что «долго нравилась Европе и увлекала ее»[127], — а заодно и ввергала в бесчеловеч­ные и никому не нужные побоища. «Дуализм» для Герцена есть смешение фактов и слов, построение теорий, пользу­ющихся отвлеченными понятиями, которые основываются отнюдь не на истинных нуждах и потребностях, появление политических программ, созданных согласно отвлеченным принципам, касательства не имеющим к истинному поло­жению дел. Эти словесные формулы становятся ужасающим оружием в руках фанатических доктринеров, силком стара­ющихся навязывать свои идеи человечеству — при случае, посредством жесточайшей вивисекции, во имя некоего абсо­лютного идеала, освящаемого каким-либо некритическим и не подлежащим критике мировоззрением — то ли метафи­зическим, то ли религиозным, то ли эстетическим; в любом случае, не заботящимся о настоящих нуждах живых людей — во имя своих идей революционные вожди убивают и пытают со спокойной совестью, поскольку убеждены: это, лишь это и единственно это послужит — не может не послужить — к исцелению всех общественных, политических и частных недугов.

Свой тезис Герцен развивает, идя по пути, проложенному Токвиллем и прочими критиками демократии, указывая: народные массы ненавидят талант и хотят, чтобы все мыс­лили, подобно им самим; народные массы глядят на незави­симую мысль и поведение с лютой подозрительностью:

«Подчинение личности обществу, народу, человечеству — идее — продолжение человеческих жертвоприношений <...> распятие невинного за виновных <...> Лицо, истинная, действительная монада общества, было всегда пожертво­вано какому-нибудь общему понятию, собирательному имени, какому-нибудь знамени. <...> Кому жертвовали <...> об этом никто не спрашивал»

Поскольку эти абстракции — история, прогресс, безопас­ность народа и общественное равенство — были и остаются языческими алтарями, на коих без малейшего зазрения сове­сти приносят в жертву невинных, этим алтарям стоит уделить внимание. Герцен исследует их поочередно.

Если история неотвратимо движется в известном направ­лении, обладает разумной структурой и целью (вероятно, бла­готворной), людям следует либо приспособиться к ходу исто­рии, либо погибнуть. Но что же это за разумная цель? Герцен ее распознать не в силах; и смысла он в истории не замечает — лишь повесть о «родовом хроническом безумии»[128]: