Русские на чужбине, X–XX вв.

Возможно, кто-то из аборигенов острова поверил в эту чушь, но самозваный король внезапно исчез, оставив своих «подданных» на произвол судьбы. Имена двух из них известны: Иван Уфстюжанинов (Устюжанинов?) и Алексей Чулочников. Как звали остальных – двух матросов и семерых подсобных рабочих, сведений нет. Уфстюжанинов и Чулочников, очевидно, были правой и левой рукой Бениовского и с его исчезновением заняли положение лидеров среди поселенцев.

Как сложилась судьба этих двух колонистов, историки выяснили. Оба благополучно вернулись в Россию. Что касается остальных, то о них ничего не известно. Возможно, они доживали свой век на Мадагаскаре.

Сохранился документ, из которого следует, что в 80-х годах XVIII века русские мореплаватели достигали островов Маврикий, Мадагаскар и мыса Доброй Надежды со стороны Камчатки. Именно этим путем оказались на Мадагаскаре Бениовский с товарищами.

В конце XVIII столетия в России в порядке вещей была практика стажировки русских моряков на кораблях британского флота. Так еще до своих самостоятельных кругосветных путешествий в Африке и Индии в числе других морских офицеров побывали в 1797 году И.Ф. Крузенштерн и Ю.Ф. Лисянский.

Без удержу и меры

Заграничный период жизни великого русского ученого Михаила Ломоносова связан главным образом с Марбургом. В университет этого старинного немецкого города двадцатипятилетний химик и кандидат медицины из России прибыл в марте 1736 года для обучения горному делу и металлургии. Он слушал лекции по механике, гидростатике, аэрометрии, гидравлике профессора Христиана Вольфа и курс по теоретической химии профессора Ю.Г. Дуйзинга, сочетал изучение естественных наук с литературными занятиями.

Христиан Вольф обладал широким взглядом на вещи и, став наставником русского стажера, приобщил его к универсальному подходу к науке. Впоследствии Ломоносов с благодарностью отзывался о своем немецком учителе и как теоретик и практик совмещал в ученых трудах философию, логику, математику, физику, то есть придерживался именно того комплексного метода исследования, который перенял у Вольфа.

Большое впечатление на молодого человека произвело и то, что профессор, отступая от установленных правил, читал лекции не на латыни, а на немецком языке. Позднее преподавание на родном языке станет принципиально важным нововведением, на котором настаивал Ломоносов при создании Московского университета. Как его основатель он взял за образец модель организации и содержания учебного процесса в Марбурге.

Первые три года своей заграничной стажировки Ломоносов много и плодотворно работал: подготовил две диссертации, одну по физике, другую по химии, проводил лабораторные опыты, прочитал массу нужных книг. Причем наряду с латынью и немецким освоил французский и итальянский. Он счел также необходимым брать уроки рисования, танцев и фехтования. Было у него и еще увлечение – составление библиотеки художественной литературы, чтобы познакомиться с мировой классикой в оригинале.

М. В. Ломоносов

Однако образ кабинетного ученого, который за рубежом только и делал, что не покладая рук с утра до ночи занимался лишь наукой и самообразованием, мало подходит Ломоносову. Он не щадил себя в труде, но и отдыхал и расслаблялся без удержу и меры. Ему пришлась по нраву разгульная жизнь немецких студентов, привыкших, чтобы «мозги не отсохли» от переизбытка полученных знаний, кутить и веселиться. И Ломоносов не только от них не отставал, но и, войдя во вкус, изрядно превосходил. Картам, пирушкам, бесшабашным попойкам он предавался с истинно русским пьяным буйством и размахом. Ведь в Германии он оказался с довольно тугим кошельком. Ему сразу выдали денежное содержание вперед на целый год: 300 рублей золотом. Для выходца из бедной крестьянской семьи это была неслыханно большая сумма. Вынужденный в России отказывать себе во всем и экономить каждый грош, в Марбурге Ломоносов, полный молодых, горячих сил, как бы берет реванш и тратит деньги, не считая. В результате они вскоре заканчиваются, но кутежи продолжаются, потому что в университетских городах Германии студентам издавна предоставляется кредит, чем и воспользовался Ломоносов.

Но вот пришло время, когда у него сложилось настолько плачевное положение, что ему по решению руководства университета, согласованному с Императорской академией наук в Петербурге, пришлось покинуть Марбург. Даже расположенный к Ломоносову Вольф находит, что дальнейшее пребывание в Марбурге его русского подопечного не пойдет ему впрок, ибо он больше не должен быть предоставлен сам себе и иметь ту свободу, которой студента университета по устоявшейся традиции никак нельзя лишить.

В знак протеста