Русские на Ривьере

И подает ей тетрадку со своим юмористическим сочинением, которое в другой ситуации могло бы сойти за такой предмет литературы, как, скажем, «Лука Мудищев» или известные вольные сочинения Пушкина и Лермонтова на ту же тему. Но когда это ложится в уголовное дело об изнасиловании, то для следствия это уже никакое не легкомысленное сочинение, а улика, вещественное доказательство и неоспоримый юридический документ. К тому же эта баба-следователь совершенно, как ты понимаешь, нетворческий человек. Она воспринимает все всерьез и ищет в своих юридических справочниках, как называется это извращение, когда с трех лет подсматривают, как другие какают. И на основании этой тетрадки она находит, что Витя педофил, эксгибиционист, извращенец и так далее. То есть она составляет на Витю огромное заключение на сорока страницах с цитатами из его сочинения и комментариями из учебников по криминалистике и судебной психиатрии. И это дело идет в суд. И несмотря на то, что за Витю вступаются Шукшин, Трегубович, все руководство «Ленфильма», студии имени Горького и еще целая куча знаменитых людей, которые пишут, что он талантливый режиссер, замечательный актер и надежда советского кинематографа, что никакого изнасилования не было, а эти две твари просто сводят с ним счеты, Витя Невский получает восемь лет. Его исключают из ВГИКа, он сидит семь лет и выходит уже совершенно седой, без зубов и с какими-то запавшими и трагически-горестными глазами. Его узнать было невозможно. Когда он бросился ко мне в Доме кино и стал обнимать: «Саша! Дорогой! Здорово!» – я его сначала чуть не оттолкнул от себя – бомж какой-то! Потом узнал, пригласил в ресторан, мы вспомнили вгиковскую молодость.

Конечно, во ВГИКе его не восстанавливают, диплом он не защищает, а начинает работать на «Ленфильме» каким-то пятым помощником шестого ассистента. То есть на мелкой должности и с совершенно ничтожной зарплатой. Пьет и живет где придется. При этом все к нему относятся доброжелательно и даже с сочувствием: мол, жалко парня, эта тварь сисястая изломала человеку жизнь ни за что. Но что поделаешь, так получилось.

И так бы оно, конечно, докатилось до трагического конца и еще одной загубленной жизни и пропитого таланта, как это бывает у нас сплошь да рядом, но в этот момент развернулась горбачевская перестройка, а что такое перестройка в кино? Это была какая-то странная и дикая кинолихорадка, когда любой человек с улицы, без образования мог получить постановку даже на «Мосфильме»! Это был просто бум плебейства и дилетантства в кино! Люди находили деньги на постановку фильма у каких-то банков, авизных аферистов, спекулянтов нефтью, нуворишей. «Мосфильм», который обычно производил около 40 художественных и 20 телевизионных фильмов в год, за один 1991 год сделал триста полнометражных фильмов! И все эти фильмы были сняты непрофессионалами, после чего кино рухнуло, потому что зрители по инерции ходили в кино на каждую премьеру, а напарывались на дерьмо.

Но среди этого вала киномакулатуры могли всплыть и какие-то неожиданные вещи. На «Ленфильме» вдруг вспомнили, что есть Невский – хороший парень, которому надо помочь. Ему сказали: пиши сценарий. Он написал сценарий и снял своей первый фильм. Это была картина о несчастной любви, построенная на его детских воспоминаниях, – чернуха и достоевщина в стиле гиперреализма. Девочка и мальчик, которые влюблены друг в друга, и жуткая, страшная нищета послевоенного Ленинграда. Убийства, грязь, черная эротика, какие-то кошмары. Но снято с потрясающей достоверностью и какой-то магической, завораживающей жутью кафкианства.

Тут в Москву прилетает директор Каннского кинофестиваля, чтобы, как обычно, найти что-нибудь интересное для своей конкурсной программы. Ему показывают с десяток фильмов, но как только он увидел фильм Невского, он закричал: «Все! Это Гран-при! Я гарантирую! Присылайте режиссера на фестиваль!»

И Витя едет во Францию, в Канн, за своим Гран-при. А нужно сказать, что, даже став режиссером-постановщиком «Ленфильма», Витя не изменил ни свой стиль жизни, ни форму одежды и даже не вставил себе зубы, потерянные в лагере. Каким выглядел бомжем, таким и остался. И в таком же виде он прилетает в Париж. Там его встречают представители нашего посольства и «Совэкспортфильма», везут на вокзал, сажают в поезд и говорят: «Запомните только три слова: Канны, отель «Карлтон». То есть выйдете из поезда, когда объявят «Канн», возьмете такси и скажете: «Отель Карлтон». Там вас ждут. Понятно?»