Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

Обычно эти застолья устраивались в день рождения ветеранов полка. Этим праздникам мы придали массово-политический характер. Первым чествовали Тимоху Лобка — штурмана нашего полка, который сообщил, что по-прежнему будет бить врага без всякой пощады. Тимофей был уважаемым человеком, очень много хорошего сделавшим для наших ребят. Тимохе объявили благодарность от имени командира полка, и все разошлись очень довольные: выпили, закусили, поговорили по душам. После этого вечера народ начал томиться. Чувствовалось, что ищется повод для новой, уже грандиозной пьянки. А здесь, как на грех, 30-го октября 1944-го года исполнялось ровно 34 года с того немаловажного дня, когда моя мама — Фекла Назаровна — произвела меня на свет в кубанской хате. Я начал замечать вокруг себя какое-то шевеление. Как позже выяснилось, была создана целая комиссия по подготовке и проведению моих именин. Возглавили ее Тимофей Лобок — «Тимус» и Роман Слободянюк — «Иерусалимский казак». Всем было ясно, что в лучших условиях для грандиозного загула нам уже не оказаться. Да и у меня в жизни не было более роскошных именин. В старом графском дворце, через пять роскошных залов, под хрустальными люстрами протянулись накрытые белыми скатертями столы, уставленные красивой старинной посудой и великолепно сервированные: хрустальные вазы, бокалы, ножи, жареная птица и ветчина, рыба, разнообразные овощи и фрукты, виноград, выложенный на больших блюдах. Здесь же стоял рояль, а неподалеку от дома работала передвижная электростанция. Всем колоссальным обилием продуктов распоряжался старший повар 58-го батальона аэродромного обслуживания Рябошапка, который, по его словам, до революции даже готовил для нужд царского двора. На фронте его всюду сопровождала жена, тоже квалифицированная повариха. Должен сказать, что они сотворили буквально чудо. Думаю, что подобный пир вряд ли когда-нибудь приходилось видеть большинству из его участников. Ребята будто вдруг оказались в другом мире, и весь наш полк, сидя за длиннющими столами, ломящимися от невиданных яств, будто смотрел чудный сон.

Конечно, я понимал, каким будет пробуждение, если немцы вдруг пронюхают про наш банкет и ударят бомбами по дворцу. Особую пикантность происшествию, конечно, придал бы тот факт, что оно случилось во время именин замполита. Да и немцы могли нажать на фронте и захватить всю теплую компанию. Потому вокруг имения были расставлены усиленные караулы, а на аэродроме организованно боевое дежурство. Нужно же было ребятам иметь хотя бы одно светлое воспоминание за всю войну, а мой день рождения был только поводом. Существовали и другие опасности — я зашел на кухню. Шустрые венгерки разделывали бычка, под командованием Рябошапки и его жены делали ромштексы и бифштексы, а рыбу (накануне мы наловили целый мешок карасей) жарили две солидные женщины, заметно отличающиеся от венгерок своей осанкой и дородностью, которых я раньше здесь не видел. Думая, что они не понимают по-русски, я спросил Рябошапку: «Почему на кухне посторонние и что они здесь делают?» Рябошапка не успел открыть рот, как эти женщины на каком-то странном для уха, но удивительно понятном языке, стали объяснять, что они словенки — славяне, живущие на этих землях издавна, и пришли помочь отметить день рождения русского офицера. Их бояться не надо, они любят русских и рады их появлению. Крепок славянский корень, живут его остатки и в Венгрии, и в Австрии, и в Германии — на землях, некогда принадлежавших славянам, а потом утерянных.

К счастью, в тот вечер была низкая облачность с дождем, шедшим всю ночь, и летной работы не предвиделось. Когда мы с командиром в восемь часов вечера вошли в зал, то человек двести уже сидели за праздничным столом — присутствовал весь наш полк и часть батальона аэродромного обслуживания. Когда я все-таки, единственный раз в жизни сыгравший роль графа, хозяина дворца, через большие белые двери вошел в сверкающий зал, за столами которого сидели летчики, вперемежку с девушками, нашими и выделенными батальоном для поддержки, потом техники и солдаты, то все встали. Через анфиладу комнат тянулся кумачовый революционный транспарант, на котором значилось: «Привет нашему дорогому имениннику, Дмитрию Пантелеевичу!». Конечно, я понимал, что ребятам очень хотелось погулять, но это внимание товарищей было приятно. Оно было выше всякой похвалы начальства и всех наград. Что остается фронтовику? Только поделиться душевным теплом друг с другом, как спали наши солдаты на фронте, согревая друг друга. Ребята обеспечили полный сервис: справа от меня сидела небольшая черненькая девушка из батальона обслуживания, которая представилась: «Люба Руссель» — судя по всему, еврейка. Потом у меня ее забрали, и затанцевали молодые пилоты, хотя и я был в тот вечер в форме: вымытый, выбритый, в отглаженном обмундировании, звенящий наградами на молодецкой груди, молодой подполковник.