Русские народные сказки

Спрашивает царевич, согласна ли она его женой стать.

— Я-то согласна, — говорит царевна, — да боюсь, батюшка с матушкой не отпустят.

А злая мамка, которая царевну сторожила, все выследила. Побежала она во дворец и донесла, что так, мол, и так, к царевне кто-то прилетел, а теперь этот молодец в доме старушки скрывается.

Прибежала тут стража, схватила царевича и потащила во дворец. А там разгневанный царь на троне сидит, дубинкой стучит:

— Как ты, такой-сякой, разбойник, осмелился мой царский запрет нарушить? Завтра казнить тебя буду?

Повели царевича в темницу, бросили одного и крепкими замками заперли.

Наутро весь народ на площадь согнали. Объявлено было, что казнить станут дерзкого молодца, который царский указ нарушил.

Вот уж и палач пришел, и виселицу поставили, и сам царь с царицей на казнь глядеть приехали.

Вывели царевича на площадь. А он обернулся к царю и говорит:

— Разрешите мне последнюю просьбу высказать.

Нахмурился царь.

— Ну, говори.

— Прикажите гонцу сбегать в дом, к старушке, где я жил, узелок мой из-под подушки принести.

Не мог отказать царь, послал гонца. Принесли узелок.

А царевича в это время уже к виселице подвели, на лесенку поставили. Протянул ему гонец узелок.

Развернул его царевич, вскочил на деревянного орла — да и был таков. Взвился он над виселицей, над царем, над всей толпой. Ахнул царь:

— Лови его! Держи! Улетит!

А царевич направил орла к башне, подлетел к знакомому окошку, царевну подхватил и перед собой на орла сажает.

— Ну, — говорит, — теперь нам с тобой никакая погоня не страшна. — И помчал их орел в родное государство.

А там из подземелья бедный столяр в подзорную трубу глядит, глаз с неба не сводит, — не летит ли царевич обратно? Завтра две недели кончаются, висеть мастеру на веревке, коли царский сын не воротится.

И вдруг бедный столяр видит — летит по небу орел деревянный, а на нем царевич, да не один, а с невестой-красавицей.

Опустился орел посреди царского двора. Снял царевич с него невесту, к отцу с матерью повел. Рассказал им, где он пропадал две недели. А те от радости и тревогу свою ему простили.

Великий пир царь устроил.

А столяру строго-настрого наказал таких проделок не придумывать. Не умели цари мастерство ценить. Зато народ в том государстве особо столяров уважать стал.

СЕМЬ СИМЕОНОВ — СЕМЬ РАБОТНИЧКОВ

Жили-были семь братьев, семь Симеонов — семь работничков.

Вышли они раз на поле пашню пахать, хлеб засевать. В ту пору ехал мимо царь с воеводами, глянул на поле, увидал семь работников, удивился.

— Что, — говорит, — такое? На одном поле семь пахарей, росту одинакового и на одно лицо. Разузнайте, кто такие эти работнички.

Прибежали слуги царские, привели к царю семь Симеонов — семь работничков.

— Ну, — говорит царь, — отвечайте: кто вы такие и какое дело делаете?

Отвечают ему молодцы:

— Мы — семь братьев, семь Симеонов — семь работничков. Пашем мы землю отцовскую и дедову, и каждый своему ремеслу обучен.

— Ну, — спрашивает царь, — кто какому ремеслу обучен?

Старший говорит:

— Я могу построить железный столб от земли до неба.

Второй говорит:

— Я могу на тот столб полезть, во все стороны посмотреть, где что делается увидеть.

— Я, — третий говорит, — Симеон-мореход. Тяп-ляп — сделаю корабль, по морю поведу и под воду уведу.

— Я, — говорит четвертый, — Симеон-стрелец. На лету муху из лука бью.

— Я — Симеон-звездочет. Звезды считаю, ни одной не потеряю.

— Я — Симеон-хлебороб. За один день вспашу и посею и урожай соберу.

— А ты кто такой будешь? — спрашивает царь Симеона младшенького.

— А я, царь-батюшка, пляшу-пою, на дуде играю.

Вывернулся тут воевода царский.

— Ох, царь-батюшка! Работнички нам надобны. А плясуна-игреца вели прочь прогнать. Такие нам ненадобны. Только зря хлеб едят да квас пьют.

— Пожалуй, — говорит царь.

А Симеон-младшенький поклонился царю да и говорит:

— Дозволь мне, царь-батюшка, мое дело показать, на рожке песенку сыграть.

— Что ж, — говорит царь, — сыграй напоследок, да и вон из моего царства.

Взял тут Симеон-младшенький берестяной рожок, заиграл на нем плясовую русскую. Как пошел тут народ плясать, резвы ножки переставлять! И царь пляшет, и бояре пляшут, и стражники пляшут. В стойлах лошади в пляс пошли. В хлевах коровушки притоптывают. Петухи-куры приплясывают. А и пуще всех воевода пляшет. С него пот катится, он бородой трясет, уже слезы по щекам льются.

Закричал тут царь:

— Перестань играть, не могу плясать, нет больше моченьки.

Симеон-младшенький говорит:

— Отдыхайте, люди добрые, а ты, воевода, за злой язык, за недобрый глаз еще попляши.

Тут весь народ успокоился; один воевода пляшет. До того плясал, что и с ног упал. Лежит на земле, словно рыба на песке. Бросил Симеон-младшенький берестяной рожок.

— Вот, — говорит, — мое ремесло!

Ну, царь смеется, а воевода зло затаил. Вот царь и говорит:

— Ну, старший Симеон, покажи свое мастерство!

Взял старший Симеон молот в пятнадцать пудов, сковал железный столб от земли до синего неба. Второй Симеон на тот столб полез, во все стороны поглядывает. Царь ему кричит:

— Говори: что видишь?

Отвечает второй Симеон: