Под ветерком понемногу отлегло. Не попадая сигаретой в бесцветный огонек зажигалки, закурил, побрел, не думая куда, – и обнаружил себя через некоторое время на Риджент-стрит вполне в нормальном состоянии, будто ничего и не было. Шел, поглядывая на витрины давно знакомых и любимых магазинов, в некоторые заходил… А часа через полтора, когда П.М., совершенно бодрый, достиг наконец Пикадилли-сёр-кус, в его дорожной сумке, висящей на плече, уже тесно лежали пластиковые пакеты со всеми необходимыми подарками – свитерами, блузками и косынками, а в руке он нес большой зеленый мешок с пиджаком от «Данна» – использовал каждый приезд в Англию, чтобы пополнить свой гардероб в этом очень британском и не слишком дорогом магазине.
Остановившись взглянуть на Эроса, осеняющего площадь своими недавно отреставрированными крылами, и таким образом зафиксировать очередное свидание с одним из любимых городов, он ощутил некоторое беспокойство в том, что принято называть телесным низом, и направился в «Бургер квин» – давно привык посещать для удовлетворения известных нужд заведения быстрой еды, в которых туалеты всегда чистые и искать просто. Протиснулся, цепляясь сумками, в узкую и жаркую, пропахшую дезодорантами, облицованную пестрым искусственным мрамором кабинку, справился кое-как с застежкой…
И тут поплыл снова.
Уже почти без памяти, почти падая, выбрался из сортира, сделал несколько шагов до стены и в последнем усилии не брякнулся, а медленно сполз по гладкой этой стене, по проклятому искусственному мрамору, к которому испытал мгновенную необъяснимую ненависть, сел, вытянув перед собой длинные ноги в задравшихся джинсах, словно пьяный бомж, – да и вырубился.
Сэр, услышал он, ар ю о’кей?
П.М. открыл глаза. Перед глазами был стоящий на кафельном полу, словно перевернутый горшок, полицейский шлем. Его хозяин, плотный блондин с чубом, спадающим на лоб, сидел на корточках рядом и держал П.М. за пульс. Увидев, что глаза П.М. открылись, бобби – выплыло из памяти книжное слово – улыбнулся и повторил вопрос.
Помираю я, веря в это и действительно почти помирая от страха и неловкости, сказал П.М., застыдился, потом обрадовался, сообразив, что ответил по-русски, тоже улыбнулся, насколько мог, и ответил уже понятно, нот со гуд эс ай вонт. Би квайет, сэр, успокоил полисмен, ай джаст коллд… И действительно, раздвинув нескольких зевак, метров с двух наблюдавших эксидент, появился человек в докторском халате, молодой и чернобородый пакистанец или индус. Наклонился, мгновенно распустил пояс и, расстегнув на П.М. брюки, быстро помял живот, приподняв веко, близко глянул в левый глаз, спросил с сильным акцентом и потому понятно, не кружится ли голова. Голова не кружилась, и П.М. отрицательно ею покачал. Тогда врач крепко взял его под локоть с одной стороны, полисмен с другой, успев прихватить и его сумки, и свой шлем, и вывели его на улицу, где у тротуара стоял маленький автобус «эмбулэнс» с распахнутыми задними дверями.
Потом П.М. лежал в этом автобусе на носилках, врач рассматривал выползающую из серо-голубого ящика серо-голубую ленту, задумчиво убирал в футляр прибор для измерения давления, в третий раз интересовался, увэа ар ю фром, и смотрел на удивительного больного фром Раша еще более задумчиво. Пожав плечами, что-то пробормотал – П.М. понял, что «спазм», и догадался, что «сосудов». Вдруг доктор улыбнулся, смуглое лицо симпатично сморщилось, и стало видно, что совсем мальчишка, что-то очень быстро сказал, интернационально щелкнув себя под бородой, и повторил разборчивей, заметив удивление П.М.: да, в таком случае лучше всего выпить маленькую рюмку бренди. Знал бы пацан, подумал П.М., кому рекомендует…
В автобус заглянул полицейский и сообщил, что блэк кэб уже ждет и, поскольку мистер такой-то – успел, профессионал, заглянуть в паспорт виновника происшествия – категорически отказывается от больницы, его отвезут в отель за счет города Лондона. П.М. махнул рукой, мол, еще чего, заплачу… В таких случаях в нем всегда просыпалась национальная гордость великороссов.
Вечером он лежал в номере, прислушивался к себе – организм снова был в полном порядке, но П.М. уже ему не доверял – и думал. Телевизор невнятно бормотал, мерцая, за окном грохотали электрички ближнего вокзала Паддингтон, а он думал о том, как жил до этого и как теперь, после возвращения, будет жить дальше.