Русские не сдаются!

Вскоре полуторка выбралась на проселок и, весело пыля, покатила по нему на «бешеной» скорости – «гоночный болид» разогнался аж до тридцати километров в час, «хрипение» мотора сменилось «визжанием». Кидать в стороны пассажиров перестало, и красноармейцы с явным облегчением прекратили хвататься за борта, рассевшись в более свободных позах. Они даже перестали смотреть на меня с опаской, только Оглоблин продолжал проявлять повышенную бдительность, неотрывно глядя на меня своими буркалами.

– Чего уставился? Дырку во мне просверлишь! – проорал я, стараясь перекричать визг мотора и лязг подвески.

В ответ Оглоблин пнул меня ботинком по голенищу сапога. Отомстил, называется! Я рассмеялся. Ну, прямо-таки детский садик! Он бы еще мне язык показал!

К счастью для моего организма, измученного шедевром отечественного автопрома, ехали мы совсем недолго – буквально через десять минут показались дома какого-то населенного пункта. Судя по всему, это и было то самое большое село (или деревня), которое я видел с воздуха. Довольно значительное количество автомобилей и легкой бронетехники на улицах указывало на то, что здесь встала на постой какая-то большая воинская часть. Как бы не целый полк.

Судя по тому, что наш грузовичок два раза останавливался и вылезающий из кабины Синичкин спрашивал дорогу до штаба, схватившая меня команда тыловиков была не местной. Видимо, я им совершенно случайно попался – ехали куда-то по своим интендантским делам, а тут я с неба падаю. Впрочем, с навигацией лейтенант справился довольно быстро, и вскоре мы тормознули у двухэтажного домика, возле которого стояло несколько «эмок» и небольших броневичков на их базе.

Синичкин шустро кинулся к крыльцу и сразу завис подле часовых. Минуты три продолжалось выяснение отношений, но караульщики победили – с видом побитой собаки лейтенант вернулся к полуторке. Глядя куда-то сквозь меня, очкарик задумчиво шевелил складками на высоком, с залысинами, лбу. Вероятно, возникшая проблема оказалась настолько глобальной, что решить ее скромный «офицерик» интендантской службы не мог. Ну-ка, сыпанем ему угольков за шиворот!

– Лейтенант, в чем дело?! Мне срочно нужно в Особый отдел! – с начальственными нотками в голосе сказал я, свешиваясь с борта. – Как долго вы намерены мешать проведению специальной операции сил Народного комиссариата внутренних дел?

– А? – В глазах Синичкина появилось осмысленное выражение. – Мне сказали, что Особый отдел полка находится на марше. А здесь никто не хочет взять на себя ответственность…

– Ну, так везите меня в штаб дивизии! Корпуса! В штаб фронта, черт побери! Не стойте столбом посреди улицы, как деревенский дурачок! – громко сказал я.

Синичкин моргнул, ошеломленный подобным наглым наездом. Все-таки он из запаса призван, причем недавно – нет привычки ставить на место младших по званию. Да любой кадровый командир, даже вчерашний выпускник училища, сразу бы далеко и надолго послал бы такого щенка, как я. А этот стоит, сопли жует. И бойцы у него под стать… Крысы тыловые! Поймали шпиёна, мать вашу! Даже обыскать не догадались, олухи! Будь я настоящим диверсантом-парашютистом, положил бы всю их дурную команду за пару секунд, потратив всего три четверти магазина «Астры».

Я, собственно, тоже находился сейчас в подвешенном состоянии – и не видел из него выхода. Конечная, или, вернее, промежуточная, остановка моего маршрута пролегала через здание управления госбезопасности, находящегося в столице Украинской Советской Социалистической Республики. И как мне туда добираться, если руководство «на местах» не соизволит обеспечить транспортом? Вот была же шальная мысль побить этих придурков и угнать полуторку. Сейчас бы уже к Киеву подъезжал.

– Что тут происходит? – Вопрос был задан хорошо поставленным «командным» голосом. Даже с некоторой долей этакого начальственного «рыка».

Я поднял глаза. Рядом с машиной нарисовались двое военных. Первый, среднего роста, дородный, лет под пятьдесят, в коверкотовой гимнастерке и синих шароварах. На петлицах – ромбик, на рукаве – звезда. Бригадный комиссар, как покойный Жиленков? Второй – высокий молодой парень, с тремя сержантскими треугольниками на воротнике, на груди – новенький «ППД».

– Кто тут упоминал Особый отдел? – спросил комиссар, обращаясь к Синичкину.

Бедный лейтенант конкретно завис – рот открыт, глаза вытаращены, из-под пилотки ручьем льется пот.

– Он с самолета выпрыгнул! Шпион, наверное! – внезапно сказал Оглоблин, тыкая в меня пальцем, и мстительно добавил: – Сопротивление оказал, еле скрутили!

– Что-о-о-о-о-оо?! – Глаза дородного военного внимательно скользнули по мне.

Подозреваю, что от него не укрылось отсутствие на мне головного убора и знаков различия. А заодно и вопиющее несоответствие юного возраста и «офицерской» гимнастерки.

– Я начальник Особого отдела штаба корпуса бригадный комиссар Лукашин![66] – отчеканил особист. – Лейтенант, представьтесь!

– Я… а… – Похоже, что после «зависания» Синичкин запустил процедуру «перезагрузки».