Русские — не славяне

К примеру, Сербия только в 1217 г. стала королевством. Причем, принятие короны великим жупаном Рашки, — на тот момент им был Стефан, сын Стефана Немани, — было сугубо формальным актом и диктовалось чисто политическими соображениями. Усиление позиций папства в этом регионе, связанное с возникновением Латинской империи, просто не оставляло сербам иного выхода. Страна стала объектом атак католических держав и их союзников. Участились нападения на нее венгерских королей, активизировались болгары, находившиеся с римским престолом в переговорном процессе, готовилась вылазка латинского императора. По сообщению Фомы Сплитского Стефан под 1216 г. направил послов к папе с просьбой прислать ему корону, дабы предотвратить поглощение страны прожорливым католическим миром. Вскоре после этого он и был коронован папским легатом. Бесспорно, этот акт не мог бы осуществиться, если бы не шла речь о какой-то унии сербского православия с римской церковью. Насколько прочной стала эта уния можно судить хотя бы по нынешнему положению дел в этой области: сербы и по сей день остаются твердыми приверженцами православия.

Впрочем, уже тогда было ясно, что союз с латинянами был мертворожденным. Как только Латинская империя ослабела и усилилась Никея, Стефан вступил в сношения с никейским императором Феодором Ласкарисом— главным противником папства в этом регионе. Уже в 1219 г., всего через два года после коронации, в Сербии было создано автокефальное православное архиепископство, во главе которого встал Савва — брат Стефана, названный впоследствии Святым. Это означало разрыв с Римом.

Вот к таким «союзникам» и обратился папа с призывом к крестовому походу. Ясно, что их-то он меньше всего хотел видеть выжившими в предполагаемой бойне. Бросить «схизматиков» «под танки», а не способствовать разгрому монголов — вот настоящая цель послания.

И вот еще на что следует обратить внимание. Обращение датировано 1253 годом, а к этому времени, как уже отмечалось выше, наметились первые попытки выхода ордена из-под опеки папства. «Назначение» в этом же году Миндовга на должность «начальника» Поля, т. е. русской периферии империи, как раз и свидетельствовало о том, что орден впал в схизму, обособился, и ему срочно потребовалась замена. Контакты папства с ним, правда, не прекратились, но стали более эпизодическими.

То есть в это время папа мог действительно желать гибели ордена не меньше, чем гибели натравливаемых на него «союзников». Очень выгоден, поэтому, был для него предполагаемый поход. Разом от двух ненадежных «друзей» можно было избавиться, или хотя бы ослабить их и сделать более управляемыми.

А вот более ранние призывы к борьбе с монголами вообще не воспринимаются серьезно. И чем более грозными и устрашающими они выглядят, тем меньше в них верится. Как известно, громче всех «держи вора!» кричит сам вор.

В пользу того, что папство не было заинтересовано в разгроме «ранних» монголов, имеется множество аргументов. Очень уж не вяжется, например, шумная кампания по их дискредитации со спокойной работой папских легатов в ставке ханов. Где ж такое видано, чтобы проклиная монголов, обзывая их «дикарями» и «людоедами», можно было в то же время не только находиться в их стане, но и сотрудничать с ними, перенаправляя их экспансию на мусульманский мир?

Понятно, что монголы были подконтрольной папству организацией, устранение которой не могло входить в его планы, а их уподобление «чудовищам» делалось лишь для отвода глаз.

Сам характер повествований о монголах, составленных европейскими хронистами, не оставляет сомнений в их политической подоплеке. Злодеяния монголов в них не просто преувеличены, они облечены в мифологическую форму. Понятно, что чем страшнее татары, тем быстрее страждующие сбегутся в лоно «апостольской» церкви в поисках защиты.