— и пейзаж можно считать законченным. На нём даже и взыскательный зритель увидит совмещение пражско-корчакских древностей и военно-технических связей людей из этого ареала с аварами. Нет, я не хочу сказать, что именно какой-то аварии добрался до Хотомеля на упряжке из дулсбских красоток, а тут местные пуритане радикально изменили его отношение к сексуальным развлечениям. Нет, доспехи вполне могли принадлежать доброму славянскому парню, что когда-то отправился за лучшей долей в войско кагана. А через какое-то время вернулся мужественным красивым воеводой с горячащим девичьи сердца шрамом на лице. Так что у нас есть то, что есть: «праго-корчакцы» — славяне в «узком» смысле, носили эсоконечные кольца на территории вплоть до Поросья. Где мы фиксируем и их материальную связь с аварским миром.
Значит, мы имеем на территории России не только славян вообще, не только потомков венедов, но и славян в «праго-корчакском» смысле. И следовательно, те племена, которые мы найдем вышедшими из «узких» славян, будут не только подлинно славянскими по происхождению, но и местными, ни с какого Дуная не пришедшими.
Осталось найти эти племена. По кольцам, вестимо. Ну и по другим признакам.
А кто такие дулебы?
Наша задача — доказать (или опровергнуть) две вещи:
а) что дулебы есть если не все пражско-корчакские славяне, то по крайней мере их заметная часть;
б) что известные нам «письменные», летописные племена являются потомками дулебов.
Итак, дулебы.
Может ли что-то значить их имя? Задумавшийся когда-то об этом О. Н. Трубачёв вывел его из германского daud-laiba — дословно «имущество, наследство умершего». Остроумен Олег Николаевич, как всегда, но и хваток, мне кажется, через меру. Как потом ни подводи объяснение такому толкованию — убедительно не будет. Какое наследство, при чём тут умерший — в сравнении с целым-то народом!
Может, попробуем начать с того языка, носителями которого были дулебы? С древнеелавянского? Точнее, с полабского, близкого к пражско-корчакскому ареалу географически.
Так вот, на полабском djola, djolc означает «работать». A djolü — «работа», «дело». «Работник» — не лучше ли «выморочного имущества»? А если вспомнить, что sklave, slave на германских диалектах означает не только «славянин», по и «раб», то ситуация становится решительно интимной! Вспомним, в каком положении оказались славяне после покорения их аварами! Не рабами ли? Особенно если речь идёт не о всех славянах — да мы и не ведём речь о всех славянах, а лишь о некоей их группе, племени, подпавшей под особенно сильное угнетение со стороны авар. Не превратилось ли в этих обстоятельствах дотоле гордое «словак», «Словении» в адекватное «дюлеб» — «работник», «раб»? А уж соседние германцы, не вдаваясь в такие тонкости, попросту скалькировали значение с одного слова на другое…
Справедливости ради приведу, однако, контраргументы профессионального лингвиста:
Не вижу тут особого противоречия. «Дело», djelo, djole, dělo — практически одинаковые формы. И, значит, речь должна идти только лишь о том, что может быть ближе к элементарной человеческой лотке мышления: «делальщики»-«работники»-«рабы» на родном языке — или некие «наследники мёртвых» на чужом. Откуда у германцев такие фантастические ассоциации? Что за некрофилия?