О стране славян. На восток от неё — внутренние булгары и некоторые изрусов, на запад — часть Грузинского моря и часть Рума (Византии). На запад и восток от неё всюду пустыни и ненаселённый сенер. Это большая страна, и в ней очень много деревьев, растущих близко друг от друга. И они живут между этими деревьями. И у них нет иных посевов, кроме проса, и нет винограда, но очень много мёда, из которого они изготовляют вино и тому подобные напитки. Сосуды для вина делаются у них из дерева, и случается, что один человек ежегодно делает до 100 таких сосудов. Они имеют стада свиней, так же как мы стада баранов. <… > У них два города: 1. Вабнит — первый город на востоке (страны славян), и некоторые из его жителей похожи на русов. 2. Хордаб — большой город и место пребывания царя.
Вабнит, конечно, не то, что Вантит, но в специальной литературе принято эти два топонима отождествлять.
Но это же вятичи, а не венеды, возразит мне критически настроенный оппонент. Да и временная разница большая — лет в пятьсот.
Что ж, верно.
Этому я могу противопоставить следующие соображения.
Во-первых, географическая близость тех и других. В условиях большой мобильности народов это, конечно, мало о чём говорит — но мало лучше, чем ничто. Тем более что мы уже видели, как венеды сохраняли свою географическую локализацию и этническую самоидентификацию на протяжении предыдущих пятисот лет.
Во-вторых, лингвистика. При славянском-то гнусавленьи «вятичи» в «вяндичей» и «виндичей» превращаются очевиднейшим образом. А если ещё убрать ничего не говорящий, кроме как о славяноязычности, суффикс — ичи, то и получаем мы знакомый такой корень «ванд-», «венд-»…
В-третьих, душа, выражающаяся в обычаях народа. В частности, в похоронных.
Вот как уже упоминавшийся Ибн-Русте описывает погребальные обычаи этих самых «славян»:
Когда умирает у них кто-либо, труп его сжигают. <…>На другой день после сожжения покойника они идут на место, где это происходило, собирают пепел с того места и кладут его на холм. <…> И если у покойника было три жены и одна из них утверждает, что она особенно любила его, то она приносит к его трупу два столба, их вбивают стоймя в землю, потом кладут третий столб поперёк, привязывают посреди этой перекладины верёвку, она становится на скамейку и конец (верёвки) завязывает вокруг своей шеи. После того как она так сделает, скамью убирают из-под неё, и она остаётся повисшей, пока не задохнётся и не умрёт, после чего её бросают в огонь, где она и сгорает.
Сати. По сию пору индусы этот обычай практикуют.
Вот что пишет анонимный автор «Худуд Ал-Алем»:
Мёртвого сжигают. Если у них умирает человек, то его жена, если любит его, убивает себя. <…> Все они огнепоклонники.
У этого перса далее идут некоторые похожие на ибн-рустевские пассажи, так что там в основе был или один источник, или одна базовая информация. И то и другое имеет для нас равное значение — значит, эти сведения так или иначе опираются на действительность.
Восточным свидетелям вторит византиец Маврикий Стратег:
Их женщины целомудренны сверх всякой человеческой природы, так что многие из них кончину своих мужей почитают собственной смертью и добровольно удушают себя, не считая жизнью существование во вдовстве.
А вот что пишет осуждающий все эти извращения киевский летописец: