Русские патриархи 1589–1700 гг

Ведомо повсюду и всем, — убеждал себя старец, — что царь не любит Господа, понеже не хранит заповеди его и учеников его, понеже не любит нас… И если бы любил Бога государь, то любил бы меня… И то правда, что царское величество расширилось над Церковью через все божественные законы и широтой своего орла возгорделось уже на самого Бога. Не на меня единого вознесся царь, но на Бога и закон! Оттого–то мать его святая великая соборная Церковь, которая породила его водою и Духом и на царство помазала, плачет, как сирота последняя и вдова обруганная…

С Церковью и весь народ славянороссийский православный страдает люто. Государь царь за единое слово правды языки режет, ноги и руки отсекает, в вечное заточение посылает, забыв о смертном часе и не чая суда Божия… Ты, — мысленно обращался больной Никон к Алексею Михайловичу, не помня уже о его кончине, — всем проповедуешь поститься, а ныне неведомо, кто не постится? Нет хлеба во многих местах, и до смерти постятся те, кому нечего есть; никто не помилован от тебя: нищие и маломощные, слепые, хромые, вдовицы и монахини — все данями обложены тяжкими и неисполнимыми, везде на Руси плач и сокрушение, везде стенание и воздыхание, и нет никого, кто бы веселился в наше время…

Совет Антихриста осуществляется над государством православным, овцы выступают пастырями, ноги притворяются головой, слепцы ведут народы. Духовные лица должны сейчас возревновать древним святым и лучше правды ради умереть, чем беззаконный мирской суд принять. Наступают последние времена. Преступая божественные уставы, царь избирает в архиереи и архимандриты тех, кого любит, — все те не избраны от Бога и недостойны. И все митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, священники и дьяконы вплоть до последнего чина церковного, кто, нарушая божественные правила, под суд царский и прочих мирских людей ходят — по святым божественным канонам извержены суть! Из–за такого беззакония упразднилось в России все святительство, и священство, и христианство — от мала и до велика!

Власть Антихриста не чувственная и видимая, она наступает незаметно, когда мирские власти завладевают Церковью, а священнослужители поклоняются царям и князьям. Уже на Руси и храмы Божий не суть храмы. Каков может быть храм Господень под властью царя и его слуг, которые что хотят делают и повелевают? То уже не храм Божий, но мирской дом. Даже в Успенском соборе нет настоящего богослужения, и соборная церковь ныне превращена в вертеп… Ныне антихристы многие были и вижу, что наступает последний час!»

Исход из Москвы

«Скорбью одержим святейший патриарх и уже близко есть смерти!» — услышал Никон, с трудом возвращаясь к действительности из пучины бреда. Тысячи людей, встречавших его на пристани града Ярославля, горестно рыдали. Немногие могли пробиться на струг, чтобы поцеловать руки или ноги неподвижно лежавшего на смертном одре владыки. Даже когда сходни были подняты и струг медленно отошел от пристани, толпа не рассеивалась. Люди шли за судном по берегу Волги, оглашая воздух плачем и причитаниями, прося патриарха о благословении и прощении.

Никону представилось, как он, сложив с себя драгоценное облачение и надев простой черный наряд, оставив патриарший посох и взяв в руки обычную священническую палку, объявил народу, что не будет более на Москве патриархом. Тогда тоже плач и рыдание были велики, долго прихожане держали двери Успенского собора, не желая отпускать своего архипастыря. Никон сидел на нижней ступени патриаршей кафедры, часто вставая и порываясь выйти, но только по приказу боярина Алексея Никитича Трубецкого двери собора растворились. Выйдя на соборную площадь, Никон хотел сесть в свою карету, ибо на Ивановской площади стояла непролазная грязь, но народ растерзал повозку, распряг коня и изрезал сбрую.

Пылая яростью против царя и его сановников, патриарх твердо решил уйти из столицы. Пешком по грязи он пересек Ивановскую площадь; ему подвели царскую карету, но Никон продолжал свой путь пешим до Спасских ворот Кремля, где толпа народа не давала ему прохода и до тех пор держала воротины, пока их не распахнули посланные самодержцем слуги. Сопровождаемый огромными толпами плачущих москвичей, уговаривавших его не покидать столицу, патриарх продолжал шествие через Красную площадь и по Ильинке к своему Воскресенскому подворью. Здесь, благословив и отпустив богобоязненных жителей, Никон провел три дня и три ночи, пока не выбрался из Москвы в двух простых, плетенных из прутьев колясках, на одну из которых погрузил свои вещи.

Никон ехал в Воскресенский монастырь так быстро, что князь Трубецкой, посланный ему вдогонку с царской каретой, встретился с ним только в Новом Иерусалиме. Алексей Никитич, как верный слуга царя Алексея Михайловича, очень просил патриарха принять карету, но Никон отказался наотрез. Тогда Трубецкой оставил карету в монастырском селе Черневе, где она и стояла многое время, ибо ни царь, ни патриарх ее не брали—в такой вошли задор.