Русские патриархи 1589–1700 гг

В чине венчания Федора, развитом затем при коронации Ивана и Петра Алексеевичей (в 1682 г.), отразилась подлинная революция представлений россиян о своем Отечестве. Ее смысл не только в популярных, но и в научных трудах до сих пор не был раскрыт [302], как не замеченной осталась и роль патриарха Иоакима в том, что сейчас называют формированием новой русской государственной идеологии и державного (или имперского, что по сути одно и то же [303]) сознания. Между тем источники обозначают эту роль весьма выпукло — и да не заподозрят меня в модернизации, ежели отраженные в рукописях взгляды людей последней четверти XVII в. и сегодня не выглядят устаревшими [304].

Нет оснований подозревать, что патриарх лично участвовал в сочинении нового чина венчания. Его разработка велась в Посольском приказе, думные дьяки которого служили «чиностроителями» (то есть разрабатывали и во время церемонии следили за соблюдением сценария) коронационных действ всех первых Романовых. Непосредственное и весьма энергичное участие в подготовке венчания принимал, судя по сохранившимся именным указам, лично Федор Алексеевич. По его распоряжению дьяки активно использовали не только старые чины, но и византийский образец, хранившийся в посольском архиве и уже дважды переведенный, но не применявшийся, вопреки расхожему мнению, при создании предшествующих сценариев коронации XVI—XVII вв.

Однако без одобрения Иоакима реформа венчания при Федоре, очевидно, не состоялась бы, и тем более не могла получить развития при венчании Ивана и Петра в условиях Московского восстания и многовластия лета 1682 г. Мы еще убедимся, что в столкновениях с уже сформировавшимся царем–реформатором патриарх стоял, аки стена, непоколебимо, не только в церковных, но и в светских делах. Тем паче он способен был наотрез отказать едва вступающему в «совершенные лета» юноше в начале июня 1676 г. Иоаким не отказал, более того, принял на себя главную роль в торжественной демонстрации нововведений и ответственность за нарушение «старины». Следовательно — чин венчания Федора отражал и мнение патриарха.

Чего же на редкость единодушным в данном случае самодержцу и архипастырю не хватало в пышной церемонии коронации 1646 г.? Ведь в высшей степени публичном действе венчания Алексея Михайловича было, кажется, все, чего может пожелать благочестивая и царелюбивая русская душа. Вся страна в заранее объявленный день слушала с утра благовест и шествовала на торжественную службу в храмы, в Кремле было гуляние «мужеска полу и женска», даже на Ивановскую площадь перед соборами допускались «иноземцы, которые ему, великому государю, служат в холопстве, и окрестных великих государств всякие люди, им же не бе числа». Царь Федор, уповая, что событие носит «всенародный», в смысле международный, характер, смог только отъять у иноземцев «холопство».

Роскошь драгоценных, двойного покрытия матерчатых дорожек, расчертивших соборную площадь, гвардия, выстраиваемая со времен Лжедмитрия, «чудное прохождение» духовенства и государя с придворными в лучших нарядах из дворца в собор — и потом, после венчания, шествие с осыпанием златом и серебром из Успенского в Архангельский и Благовещенский соборы: простолюдину было на что посмотреть! В Успенском соборе чин торжественной службы должен был вполне импонировать патриарху, согласно сценарию, утверждавшему, перво–наперво, что страна наша суть Святая Русь, что народ российский, благодаря истинной христианской вере, есть богоизбранный Новый Израиль, святой язык, царское священие и т. д., а Москва — Новый Иерусалим (что подметил еще великий князь Иван III, а затем уже патриарх Никон) [305].

«Царю над людьми Израиля» издревле полагалось гордиться законностью своей испокон веков богоутвержденной родовой властью, выраженной несколько замысловатой, но внятной формулой: «Божиим изволением от наших прародителей великих князей старина наша то и до сих мест: отцы великие князи сыном своим первым давали княжество великое». Очевидный разрыв династии, как мы помним, был энергично ликвидирован еще патриархом Филаретом — и с тех пор Рюриковичи Иван IV и Федор Иоаннович официально именовались прадедом и дедом Михаила Романова.

В свою очередь, воинственная молитва Филарета (творчески позаимствованная у Бориса Годунова) сглаживала неточность ограничения Нового Израиля рубежами Великой Руси. При венчании Алексея на царство патриарх страстно желал ему:

«Да тобою, пресветлым государем, благочестивое ваше царство паки воспрославит и распространит Бог от моря до моря и от рек до концов Вселенной, и расточенное во благочестивое твое царство возвратит и соберет воедино, и на первообразное и радостное возведет, воеже быть на Вселенной царю и самодержцу христианскому, и воссиять, как солнце среди звезд!»