Русские патриархи 1589–1700 гг

Преследования со стороны нового правительства А. С. Матвеева заставили Медведева искать прибежища в дальнем монастыре. Смерть царя Алексея Михайловича и падение правительства А. С. Матвеева изменили в московской жизни многое. Весной 1677 г. Медведев, постригшийся под именем Сильвестр, был уже в Москве, где и поселился вместе со своим учителем в Заиконоспасском монастыре против Никольских ворот Кремля.

17 июля Федор Алексеевич самолично явился в монастырь. Оба ученика Симеона имели долгую беседу. Царь расспрашивал Медведева об обстоятельствах его опалы и полностью освободил от нее Сильвестра, выразив ему явное благоволение. Медведев так писал об этом своему приятелю: Федор Алексеевич «меня о моем пострижении, и чего ради не восхотел на Москве жиги, сам расспрашивал милостивно; и выслушав мой ответ, благоволил неединократно приказать мне жить на Москве, и перед иными милостию… пожаловал — приказал мне дать на иных всех, разве отца Симеона, богатейшую» келью. Перед Медведевым открылась широкая дорога ученой деятельности. Пользуясь богатой библиотекой Полоцкого, Сильвестр энергично расширяет свои знания, переводит сочинения учителя с латинского и польского языков, готовит их к изданию, вносит в текст многочисленные уточнения и дополнения.

Знания и рациональный ум Медведева обращаются царем на государственную пользу. 19 ноября 1678 г., минуя должности «четца» и «писца», Сильвестр становится справщиком (редактором–составителем) государева Печатного двора, через год Медведев — уже старший справщик. За десять лет службы на Печатном дворе Сильвестр с тремя–четырьмя товарищами подготовил к печати более 150 изданий, в том числе множество учебных, разработал методику перевода и исторической критики текста, внес немалый вклад в становление славяно–русской библиографии.

Новой литературе вскоре стало тесно в рамках контролируемого патриархом Иоакимом Печатного двора. С помощью царя Федора Полоцкий и Медведев организуют при дворе новую, светскую типографию — Верхнюю. Историки нередко рассматривают ее как царский каприз, игрушку для издания сочинений фаворита — Полоцкого. В действительности это было мощное предприятие, оснащенное 6 станами высокой печати и первым в Москве станком для оттисков офортов с медных матриц.

На Печатном дворе в то время насчитывалось 12 станов, а печатать с медных матриц там научились лишь в начале следующего столетия. При Верхней типографии был свой приказ, которому подчинялись 23 опытных печатника и немалый обслуживающий персонал. Патриарх Московский и всея Руси Иоаким недаром воспринял эту затею как серьезную угрозу своему праву контроля над благочестием печатной продукции и проклял книги, выпущенные типографией «без благословления» главы Церкви.

Основание Верхней типографии было лишь одним шагом в борьбе сторонников просвещения с контролем церковной власти. Уже давно, с середины 1660–х  гг., Симеон Полоцкий ратовал за создание в России государственного высшего учебного заведения. Именно Полоцкий организовал выступления на Большом церковном соборе 1666—1667  гг. Паисия Лигарида (якобы митрополита Газского) и двух патриархов — Паисия Александрийского и Макария Антиохийского, обращенные к царю и «всяких чинов людям». Ораторы говорили, что «нестроения» Церкви проистекают от невежества, и призывали к основанию в России училищ славянского, греческого и латинского языков к равной пользе церкви и государства.

Но «мудроборцы» не дремали. Вместо образования государственного училища последовало закрытие школы Симеона. В том же году летом Полоцкий получил грамоты двух восточных патриархов и грамоту Иоасафа патриарха Московского и всея Руси, разрешавшие создание в стране высших училищ «свободных учении мудрости» на славянском, греческом и латинском языках и накладывавшие церковное проклятие на всякого «учений ненавистника, завистника или пакостителя». И вновь начинание Симеона было похоронено, теперь уже на долгие годы.

Воцарение Федора Алексеевича, поддержка верного ученика Медведева — влили в Симеона новые силы. В 1679 г. Россия и окрестные страны наполнились слухами о скором открытии в Москве университета. Не в силах прямо противостоять наступлению просветителей, «мудроборцы» обрушили на них обвинения в ереси. Приближенные патриарха Иоакима и Иерусалимский патриарх Досифей клеймили латинский язык и европейские науки.

Признавая на словах, что «ученье — свет, а неученье — тьма», противники свободного просвещения призывали учить только греческий язык и учиться только у греков, уничтожить в России все латинские книги, а укрывателей их сжечь. «Греко–филы» требовали огнем и каленым железом «угасить малую искру латинского учения, не дата той раздмитися и воскуритися, да не пламень западнаго зломысленнаго мудрования, растекся, попалит и в ничто обратит православия восточнаго истину» [403].