Впоследствии переписка с Константинопольским патриархом подтвердила Иоакиму, что опасения были справедливы: присвоение Киевской митрополии вызвало на него «всякое хуление и поречение» греческого духовенства. Однако «распря» православных первосвятителей была в корне пресечена энергичными действиями Никиты Алексеева, который, как и предполагали Софья с Голицыным, по прибытии к султанскому двору в Адрианополь встретил жесткое сопротивление восточных патриархов. Мнение Константинопольского патриарха Иакова, занявшего престол в результате низвержения турками Дионисия, сводилось к тому, что он не может дать отпустительную грамоту на Киевскую митрополию «без совета с другими патриархами и без созвания своей епархии митрополитов:… то мое отпущение не будет иметь никакой силы». А созыв церковного собора невозможен без указа турецкого визиря.
— «Это дело можно патриарху сделать и без визирского указа, — говорил Алексеев, — визирю об этом вовсе не нужно знать, и запрещения патриарху от визиря никакого за это не будет».
— «Нет, — отвечено было русскому посланцу, — никак нельзя. Надо созвать митрополитов, а из этих митрополитов одни патриарху друзья, а другие недруги, и если патриарх сделает дело без визирского указа и какой–нибудь митрополит донесет, что патриарх списывался с Москвою, то патриарха тотчас казнят!»
Впрочем, патриарх Иаков как раз помер, и Алексеев, не теряя времени, обратился к обретавшемуся в Адрианополе Иерусалимскому патриарху Досифею — идейному лидеру греческого духовенства. Тот велел передать, что не даст аудиенции прежде, чем московский посланец встретится с турецким визирем. Алексеев побывал у визиря и все же явился к Досифею — чтобы получить жесткий выговор. Покушение Иоакима на Киевскую митрополию тот охарактеризовал как противозаконное, запрещенное святоотеческими правилами «Восточной церкви разделение: я советоваться об этом с Константинопольским патриархом не буду и отпустительного благословения, конечно, не дам!
С Алексеевым явился к Досифею гетманский посланец Лисица. Он сказал прямо: «Гетман, все Войско Запорожское и народ малороссийский в подданстве у великих государей. Гетман желает, чтобы и духовный чин был весь под благословением Московского патриарха. Как то уже сделано — так тому и быть!» Московский посланец говорил ласково, приводил резоны, и между прочим — весьма существенный для греков: в его наказе было оговорено дать Досифею всего 20 золотых «милостыни», а коли тот подпишет «разрешительную грамоту» относительно Киева — 200 золотых. Опытный собиратель милостыни Досифей устоял:
— «Я в это дело вступаться не буду, как хочет Константинопольский патриарх, а я и за большую казну такого дела не сделал бы. Да Константинопольскому патриарху нельзя (такое) сделать без визирского указа».
— «Лучше было бы, — сожалел Алексеев, — если бы святейшие патриархи это святое дело сделали, не разглашая неверным».
Обидно было русскому посланцу, что православные архиереи теряют лицо, но с турецкими властями никаких затруднений не предвиделось. Ведая, что Германская империя, Польша и Венеция, образовав Священную лигу и воюя с Османской империей, осаждают Москву мольбами о помощи, великий визирь готов был на крупные политические уступки России. Он с радостью оказал Алексееву услугу, проявив любезность к царям с пожеланием, «да вперед у них любовь и дружба еще более будут множиться; знаем мы, что московские великие государи славные и сильные, нет подобного им царя из христианских царей».
Алексееву не пришлось даже искать патриарха в Царьграде. Восстановленный турками на престоле и получивший указания от визиря Дионисий сам приехал в Адрианополь и согласился на все московские предложения. Резкую перемену взглядов обнаружил Досифей, тут же заявивший Алексееву: «Я приискал в правилах, что вольно всякому архиерею отпустить из своей епархии к другому архиерею. Я буду уговаривать патриарха Дионисия, чтоб он исполнил волю царскую, и сам буду писать к великим государям и к патриарху Иоакиму, и благословение от себя подам особо''.
Тем не менее Алексеев соблюдал предписанную посольским наказом осторожность. Только когда в его руках были грамоты Константинопольского собора и отдельно Иерусалимского патриарха, Досифей получил свои 200 золотых, а Дионисии — 200 золотых и три сорока (связки) соболей. На прощание Константинопольский патриарх передал царям просьбу вознаградить и других архиереев, подписавших грамоту об уступке Киевской митрополии.