Русские патриархи 1589–1700 гг

В своем попечительном вдохновении, — продолжает Г. Флоровский, — «полицейское государство» неизбежно оборачивается против Церкви. Государство не только ее опекает. Государство берет от Церкви, отбирает на себя, берет на себя ее собственные задачи. Берет на себя безраздельную заботу о религиозном и духовном благополучии народа. И если затем доверяет или поручает эту заботу снова духовному чину, то уже в порядке и по титулу государственной делегации («vicario nomine»), и только в пределах этой делегации и поручения Церкви отводится в системе народно–государственной жизни свое место, но только в меру и по мотивам государственной полезности и нужды [601].

Не столько ценится или учитывается истина, сколько годность — пригодность для политико–технических задач и целей. Потому само государство определяет объем и пределы обязательного и допустимого даже в вероучении. И потому на духовенство возлагается от государства множество всяких поручений и обязательств. Духовенство обращается в своеобразный служилый класс. И от него требуется именно так, и только так, о себе и думать. За Церковью не оставляется и не признается право творческой инициативы даже в духовных делах. Именно на инициативу более всего и притязает государство, на исключительное право инициативы, не только на надзор… Не позволяется возражать против внушительных указных «понеже». Правительство спешит все обдумать и рассудить наперед, и собственное рассуждение обывателей оказывается тогда ненужным и лишним. Оно может означать только некое неблагонадежное недоверие к власти».

Такова идея военно–полицейского государства, энергично, но со множеством ошибок, разрушений и переделок возводившегося в первой четверти XVIII в. Петром I со товарищи. Как, однако, на практике выглядело обращение с Церковью без патриарха? Может быть, конкретные меры государственных чиновников прояснят и наполнят реальным содержанием ярко охарактеризованную Г. Флоровским общую картину? В конце концов, немало воды утекло после погребения Адриана в 1700 г. до 1718 г., когда Петр I велел своему подручному Феофану Прокоповичу [602] сочинить ликвидирующий патриаршество «Духовный регламент» (действовал с 1721 по 1917 г.). К этому антицерковному памфлету в форме закона мы вынуждены будем вернуться, а пока посмотрим, чего на деле прежде всего хотел Петр, отказываясь от поставления нового патриарха.

Указ 1701 г. о назначении Стефана Яворского местоблюстителем патриаршего престола только «в духовном правлении», «а в мирском рассуждении» передача всех полномочий судье Монастырского приказа И. А. Мусину–Пушкину означал всего лишь, что государство накладывало лапу на все церковные владения и доходы. Самому Стефану Яворскому для въезда в патриаршие вотчины требовалось разрешение царя; даже получить церковное вино из своих домовых погребов он не мог без указа Мусина–Пушкина. Митрополит Казанский Тихон должен был просить царя указать Монастырскому приказу выдать ему, владыке огромной епархии, «грамоту» на право расходования 200 рублей на строительство. Особая ирония этого громадного государственного ограбления состояла в том, что юридически церковные вотчины еще принадлежали Церкви. Просто Петр считал, что он и его чиновники разумнее используют не принадлежащие им доходы и имущества. Правда, уже за первые четыре года «рачительного» управления Монастырского приказа у Церкви было изъято, роздано «в вечное владение» разным светским лицам, продано и сдано в оброк около 1800 крестьянских дворов, немало земель и промыслов [603].

Понятно теперь, почему «повременить» с избранием патриарха предлагал Петру именно прибыльщик. Но после первого грабительского порыва выяснилось, что церковные доходы вовсе не так значительны сравнительно с настоятельными потребностями собственного содержания духовных владельцев. Многие из них имели столь незначительные доходы, что чиновному аппарату просто невыгодно было заниматься управлением их имуществами. Посему в 1705—1720  гг. высокопремудрое петровское правительство оставляет в своем ведении только крупных владельцев: 11 архиерейских домов и 60 монастырей, подвергнув их «определению».

Вотчины всех более или менее богатых духовных владельцев разделялись на две части. С одной, «определенной», доходы шли на содержание архиерейских домов и монастырей, а с другой, «заопределенной», поступали в Монастырский приказ. Однако и эта мера, учитывая уровень «грабительства великого и кражи государственной» в петровской новостройке, не оправдала себя. В августе 1720 г. Монастырский приказ был закрыт, а духовные владельцы обязаны сами управлять «заопределенными» вотчинами и сами же вносить в казну «неопределенные» суммы. Самоограбление в чистом виде продолжалось недолго, поелику на горизонте уже маячил святейший Синод, учрежденный в 1721 г.