Русские писатели ХХ века от Бунина до Шукшина: учебное пособие

Думается все же, что и этот характер далеко не так однолинеен. Алька не только дочь Пелагеи, это прежде всего дочь своего времени, натура, сформировавшаяся на определенном и весьма знаменательном этапе жизни советской деревни, когда и в сельский мир пришло довольство. Алька не знала бедности, не знала нужды. Мать и отец рвали жилы, чтобы хоть их доченька-то покрасовалась, чтобы хоть она-то горя не знала. И выросшая в сытости Алька восприняла это как норму жизни... Сам писатель отмечал в одном из выступлений, что поведение Альки – это реакция на тот аскетизм жизни, который выпал на долю старших поколений. Алька не хотела повторения судьбы своей матери. Она хотела жизни более осмысленной, яркой, наполненной. Вот почему ни дом, ни усадьба, ни тряпки, нажитые родителями с таким трудом, Альке оказались ненужными. Вот почему с такой безоглядной легкостью решилась она на бегство из дома, мечтая о жизни иной, заманчивой, красивой. Но какою должна была быть эта жизнь, Алька не знала. Вот здесь-то причина всех ее метаний и мучений, противоречивых решений и опрометчивых шагов. И конечно же, страдающая, ищущая героиня, не принимающая приземленного существования, не может не вызвать читательского сочувствия.

Муки девушки усугубляются тем, что это натура неразвитая. Иллюзорную красоту она принимает за истинную, фальшивые радости за настоящие. И что удивительного в том, что на первых порах она легко попадает в плен беспечно-веселой жизни, легких заработков. Став официанткой в ресторане, Алька как будто бы нашла свой идеал. По крайней мере, приехав на побывку в деревню, она старается в этом убедить своих слушательниц:

« – Ничего живу! Не пообижусь. Девяносто рэ чистенькими каждый месяц, ну, и сотняга – это уж само мало – чаевые...

– Сто девяносто рублей? – ахнула Маня.

– А чего? Я где работаю-то? В районной столовке или в городском ресторане? Филе жареное, жиго, люля-кебаб, цыплята-табаки... Слыхали про такие блюда? То-то! А подать-то их знаешь как надо? В твоей столовке районной кашу какую под рыло сунули – и лопай. А у нас – извини-подвинься...

Тут Алька живехонько выскочила из-за стола, переставила с подноса на стол все еще мурлыкающий самовар, чашки и стаканы – на поднос, поднос – на руку с растопыренными пальцами и закружилась, завертелась по избе, ловко лавируя между воображаемыми столиками.

– А задок-от, задок-от у ей ходит! – восхищенно зацокала языком Маня. – Кабыть и костей нету».

Но на самом деле нет у Альки глубокой убежденности в том, что живет она, как надо. Отсюда и частые думы о матери, с осознанием (таким запоздалым!) привлекательных сторон ее жизни, ее хозяйственности, трудовой одержимости; отсюда и вдруг нахлынувшее и оказавшееся таким нестойким желание – в память о матери – остаться жить в деревне; отсюда и та истерика, которая случилась с Алькой после посещения ею дома своей подруги Лидки – ее мужа Мити. Ее потрясла красота их отношений, высокая человечность их чувств. И именно на фоне этой любви Алька интуитивно почувствовала фальшь своей «красивой жизни», низость своих увлечений.

Заключительный штрих повести – Алька полетела над миром, став стюардессой, – по сути, тоже акт отчаяния. Это – круги натуры беспокойной, ищущей, но не нашедшей своего назначения...

Неверно конечный смысл истории Альки сводить к тому, вернется или не вернется она в деревню. Не в этом дело. Алька будет метаться и в деревне, и в городе. В ней самое святое и есть неутоленная жажда иного, более осмысленного существования. И сама-то повесть Ф. Абрамова дорога для нас тонким ощущением сложных духовных порывов, коими живет современная деревенская юность.

(По Ш. Галимову в сб. статей «Земля Ф. Абрамова»)

Феномен Альки Амосовой

Думаю, что споры о возможностях социологического анализа литературы и ценности такого анализа будут наиболее плодотворны, если разговор вести вокруг конкретных авторов и произведений. Именно поэтому я попытался разобраться в социальной сущности одной из наиболее ярких и сложных героинь Ф. Абрамова.

Предлагаемая статья – попытка социологической интерпретации литературного образа.

Литература и социология

У литературы и социологии один и тот же объект исследования, одни и те же герои; они занимаются одними и теми же коллизиями. Разны лишь методы постижения действительности и методы выражения. Литература дает мир в образах, социология – в категориях, цифрах, законах. Ни литература не может подменить социологию, ни социология литературу. Однако они могут помочь друг другу в осознании насущных проблем современности, их постижении и разрешении.

Я возьму одну из колоритных героинь Ф. Абрамова Альку Амосову, героиню двух маленьких и очень насыщенных социологически повестей – «Пелагея» и «Алька». Если когда-нибудь будут созданы хрестоматии по миграции населения и социально-психологической адаптации выходцев из села к городу, то повести эти должны занять в них самое видное место.