Русские писатели XVII века

Враг царя омрачил. Как ему льстили, как величали — благочестивейший, тишайший, самодержавнейший государь наш, такой-сякой, великий, больше всех святых от века! Вот он и возомнил, что и впрямь таков, святее его нет!

Много мучительства сотворил Алексей Михайлович, крови неповинной реки потекли. А ведь царства у него никто не отнимал, просто по совести хотелось жить, по своему закону. И за это пластают и вешают людей. В Москве жгут, и по городам жгут, митрополиты и воеводы. Помер царь, а дело его и ныне делают.

Безумцы никониане, утесняя душу свою, говорят: «Не на нас-де взыщется, нам-де что? Предали патриархи и митрополиты с архиепископами мы-де и творим так».

На великих ссылаются.

А патриархи на соборе говорили ему, Аввакуму: «Не на нас взыщется, но на царе! Он изволил изменить старые книги».

Царь тоже ответа держать не хотел: «Не я. Так власти изволили».

А кто эти власти? Никон? Как-то он при духовнике Стефане вздыхал, как-то плакал, овчеобразный волк. В окно нищим деньги бросает; едучи, по пути нищим золотые мечет! А мир-то слепой хвалит: такой-сякой, миленький, не бывал такой от веку! А бабы молодые… тешат его, великого, государя пресквернейшего! Миленький царь Иван Васильевич скоро бы указ сделал такой собаке.

Говорят, антихрист Никон. Нет, Никон — шиш антихриста. Не патриархом, а царем будет антихрист. И родится он от отца Иакова-Израиля и матери Баллы Рахилины. Сперва будет казаться людям кроток и смирен, милостив и человеколюбив: слово в слово, как и Никон, ближний предтеча его, плакать горазд. Обманет он людей, и пойдут они за ним по своей воле… Так думал и писал Аввакум.

И он рисовал карикатуры на Никона на бумаге, а не было ее, то на бересте. И надписи делал язвительные и неприличные, обличавшие развратное поведение Никона. Сам Аввакум никогда не был ханжой и, отвергая крайний аскетизм некоторых своих сторонников, цитировал: «Честен брак и ложе не скверно».

Сатирические сочинения и карикатуры Аввакума расходились по Руси.

Аввакум был не только великим оратором, не только великим писателем, разрушавшим каноны тогдашнего неудобоваримого книжного языка, не только публицистом, поднявшим критику до небывалого высокого художественного уровня, он был и первым известным русским карикатуристом.

Рисовал он карикатуры и на митрополитов Павла с Иларионом, и на восточных патриархов, и на царя. Ненависть его к Алексею Михайловичу была уже такова, что он под конец велел через сыновей своим сторонникам царскую гробницу «дехтем марать».

Это кощунственное распоряжение объясняется тем, что в аду и только в аду видел место Аввакум покойному государю. «А мучитель ревет в жюпеле огня. Навось тебе столовые, долгие и бесконечные, пироги, и меды сладкие, и водка процеженная, с зеленым вином! А есть ли под тобою перина пуховая и возглавие? И евнухи опахивают твое здоровье, чтобы мухи не кусали великого государя? А как там срать-тово ходишь, спальники робята подтирают гузно-то в жупеле том огненном?.. Бедной, бедной, безумное царишко! Что ты над собою зделал?.. Ну, сквозь землю пропадай, блядин сын!»

В то время надо было иметь великую дерзость мысли, чтобы так писать. А черпал эту дерзость Аввакум в своем представлении о равенстве всех людей перед богом. В «Евангелии учительном», изданном в 1652 году, он мог прочесть, что всем людям одинаково даны «разум и самовластие», «равно сияет солнце на всех: на благих и на лукавых…»

«Ныне же равны вси здесь на земли, — писал Аввакум, — нечестивии ж и паче наслаждаются». Его рассуждения о равенстве православных, братьев «по духу», мало отличаются от заветов раннего христианства. Но Аввакум не терпел отвлеченности. Примеры из русской действительности придавали евангельским идеям острое социальное звучание.

Аввакум выступал в защиту личных достоинств человека, считая, что люди равны по своей природе. Богатую и родовитую Морозову он иронически спрашивал: «Али ты нас тем лучше, что боярыня?»

Из этого не стоит делать вывод, что Аввакум был последовательным борцом за демократию, но в условиях строго иерархического общества уже само подобное рассуждение обладало огромной взрывчатой силой. И нетрудно себе представить, как воспринимались послания Аввакума в народе.

Суете, всему «внешнему» Аввакум противопоставлял напряженную духовную жизнь. Для чего живет человек? Стяжательства ли ради? Не имеют ценности богатства Морозовых, не говоря уже о бедняцком имуществе — «мешок да горшок, а третье — лапти на ногах». Тем, кто трусил и ссылался на то, что дети малы, жена молода, разоряться не хочется, Аввакум приводил в пример стойкость Морозовой и ее подруг.

«А ты — мужик, да безумнее баб, не имеешь цела ума: ну, детей переженишь и жену утешишь. А за тем что? Не гроб ли?..»

Есть и спать для того, чтобы жить. Жить для того, чтобы есть и спать. Начисто отвергал Аввакум подобную «философию». Смысл жизни был для него в борьбе, в напряженном искательстве «правды». Он обличал «пьяных и блудных», поработившихся «страстям века сего», и славил тех, кто мог гордо сказать: