Русские писатели XVII века

Воевода нахмурился. А ну, подать сюда попа! Ишь, еще молодой, а ханжа. Московским святошам уподобляется. Те так совсем царя от света отгородили. Протопоп благовещенский говорит всюду, что бога Саваофа видел. Беса он видел, а не бога! Единогласие с Федькой Ртищевым в московских церквах заводят — ноги гудом гудят от стояния… Протопопа Ивашку Неронова, что ныне в Казанской слюной брызжет и народ смущает, Федор Шереметев, когда в Нижнем воеводою был, недаром в тюрьме держал и приказывал бить нещадно батогами. Да, видно, битому неймется…

Ярость в боярине уже била через край.

А тут еще Иван Родионович, непременно встречавший большого боярина в Работках, наклепал на Аввакума и жару подбавил.

Долго бранил Шереметев попа, которого стрельцы приволокли к нему на судно. Потом взгляд его упал на сына Матвея, ровесника и любимого стольника царя, с любопытством рассматривавшего попа-богатыря, о котором он уже был наслышан от старшего брата Петра. Брат года с три тому назад женился на дочери стольника Федора Волынского, владельца села Григорова.

Скользнув взглядом по бритым щекам своего щеголеватого сына, боярин хитро прищурился. Вспомнил, как сам скоблил щеки, когда был помоложе, и как еще при патриархе Филарете святоша Ивашка Неронов за обедом у царя стал поносить его и других бояр, кричал, что бритье — обычай иноземный, варварский, и что они похожи на девок-шлюх, которые, потрясая рогожными подстилками, зазывают честных христиан… Намек на мужеложество был до того обидный, что тогда они еще в сенях сбили Ивашку с ног и, ухватя за бороду, выволокли на двор. Отвозили как надобно. Новый государь по наущению того же Неронова считает бритье еретичеством.

— А ну-ка, попе, благослови моего младшенького, — приказал боярин, весельчак и умница, что было отмечено даже секретарем голыптинского посольства Адамом Олеарием в его знаменитых записках.

— Не дам благословения, — глухо, но твердо сказал Аввакум. — Господь создал нас по образу своему. — Он ткнул пальцем в сторону Матвея. — А се образ блудолюбивый. Какого врага и еретика послушав, бороду-то остругал?

Боярин был доволен.

— В воду его, стрельцы! — закричал он. — В воду его! Утопить как щенка!

Аввакум мигом оказался в воде. Плавал он, как всякий волжанин, хорошо, да только люди боярские не дали уплыть. За волосы схватили и ну окунать. Протомили долго, пока весь не посинел и пузыри не стал пускать. Потом отпустили.

Очень скоро Аввакум мог торжествовать. Из Москвы пришел воеводам царский указ, чтобы «православные хрестьяне скоморохов с домрами, и с гуслями, и с волынками, и со всякими играми не призывали, и медведей не водили, и всяких бесовских игр не творили, а где объявятся домры, и сурны, и гусли, и хари, и всякие гудебные бесовские сосуды, и те б вынимать и, изломав, жечь…». В одной Москве десятки возов набивали музыкальными инструментами, отнятыми и в боярских, и в дворянских, и в домах посадских людей. И жгли, жгли, жгли. Но так и не могли вывести веселья на Руси. И в XIX веке, по описаниям Мельникова-Печерского, на родине Аввакума, «на горах», еще были села, жители которых обучали медведей тысячами, еще были села, сплошь населенные скоморохами, ходившими на свой веселый промысел во все города и веси.

Нетрудно представить себе, какую ненависть вызывал крутой лопатищинский поп, который мог и прибить, и на цень посадить. Теперь он действовал еще смелее, ощущая поддержку из Москвы.

Правда, у ревнителей благочестия не все шло гладко. Они ожидали от церковного собора 1649 года введения единогласия. Но их даже не пригласили на собор. Один Вонифатьев явился на заседание и в присутствии царя и патриарха обрушился на епископов с бранными словами. Однако «волки и губители», как назвал епископов Стефан, не собирались отпугивать прихожан единогласием от церкви, а следовательно, лишаться доходов. Они потребовали предать Вонифатьева суду, но царь этого не сделал…

В Московском царстве было одиннадцать епископских кафедр.

Одну за другой их стали занимать сторонники ревнителей благочестия.

В 1648 году Никон сел в Новгороде митрополитом.

В 1651 году Симеон становится архиепископом сибирским и тобольским, бывший игумен Макарьевского монастыря Корнилий — митрополитом казанским, друг Неронова и Аввакума Александр — епископом вятским.

Встают у кормила церкви и другие нижегородские знакомцы Аввакума. Павел, епископ коломенский и каширский. Иларион, архиепископ рязанский. Иларион, митрополит суздальский…

Собор 1651 года по записке царя постановил ввести единогласие. И впредь будут удивляться иностранцы. «Усердие москвичей в посещении церквей велико, царь и царица ведут внутри своего дворца более совершенный образ жизни, чем святые: все время в посте и молитве… Мы вошли в церковь после того, как часы пробили три, а вышли только в девятом часу… Мы выходили не иначе, как разбитые ногами и с болью в спине, словно нас распинали», — записывал дьякон Павел Алеппский, сын антиохийского патриарха Макария.