Русские писатели XVII века

Самолюбие ревнителей, уже усвоивших придворную чванливость, было уязвлено. Никон сразу же «возлюбил стоять высоко, ездить широко» и завел свои строгие порядки на Цареборисовом дворе, подаренном ему Алексеем Михайловичем и ставшем патриаршьим двором. Здесь же, против северных дверей Успенского собора, отделывались новые патриаршьи хоромы, громадная «крестовая палата» — приемный зал главы церкви — с ее большими окнами и чудесными цветными изразцами. А пока Никон принимает в «крестовой», что в доме царя Бориса, и без доклада, как было прежде, привратники к патриарху не пускают никого. Павел Алеппский писал: «Теперь же, как мы видели собственными глазами, министры царя и его приближенные сидят долгое время у наружных дверей, пока Никон не дозволит им войти: они входят с чрезвычайной робостью и страхом, причем, до самого окончания своего дела, стоят на ногах».

И такому человеку ревнители благочестия собирались указывать, что ему делать. Он должен был «внимать прилежно глаголам» Неронова и, подобно предыдущему патриарху Иосифу, с беспокойством наблюдать за их хозяйничаньем. Не тут-то было. Даром, что ли, он оговорил себе право быть независимым даже от царя и его ближних бояр? Иметь дело с царским духовником Стефаном еще куда ни шло, но выслушивать назидания и обличения от прочей мелкой сошки, вообразившей, что праведнее ее нет никого?.. Увольте. «Знаю-су я пустосвятов тех», — презрительно скажет Никон.

Но сперва Никон, казалось, продолжал дело «братии». Расставлял всюду верных ему людей. Занимался благотворительностью — строил дома для инвалидов и стариков. Поражая иностранцев, сажал за свой патриарший стол до двухсот нищих и калек. Закладывал церкви и монастыри. Уже на семнадцатый день после поставления в патриархи добился указа, запрещавшего продажу водки по праздникам и некоторым постным дням. На каждый город был оставлен только один питейный дом, и в нем продажа водки ограничивалась одной бутылкой на человека.

Еще через четыре недели появился указ о закрытии кабаков в вотчинах и поместьях. Никон хотел очистить деревню от ростовщиков — деньги в рост по большей части давали зажиточные содержатели питейных заведений.

Четвертого октября 1652 года всех иностранцев перевели на берег Яузы, запретили им одеваться в русское платье и держать русскую прислугу. Начался повальный переход иностранцев в русскую веру…

В церкви Никон завел железный порядок. Перед этим прирожденным администратором заискивали даже царские «министры», а уж о страхе его подчиненных и говорить нечего…

Царь Алексей Михайлович жаловал своему «собинному» другу новые и новые владения, из которых патриаршьи чиновники выколачивали все больше доходов. Но Никон не забывал и своих старых владений. Например, города Юрьевца. Обнаружилась недоимка, и снова была поставлена на карту репутация юрьевецкого протопопа Аввакума, подмоченная его бегством из города. Покидая Юрьевец, Аввакум успел захватить деньги и внес их в Москве в патриарший приказ. Это был налог за бракосочетания. Но Аввакум так усердствовал в Юрьевце, что собирал «подвенечную пошлину» и с тех, кто жил «в блуде», без церковного брака. 9 рублей 22 алтына и 3 деньги сдал он лишних патриаршьему казначею. Зато, бросив город, он недобрал на другом, и теперь его привлекли к ответу.

Собрал не собрал — до этого никому нет никакого дела. Должен — плати. Нет денег — пожалуй на правеж. Привяжут несостоятельного должника к столбу и бьют палками по икрам каждое утро, пока не выколотят следуемых денег или не отпишут имущества на того, кому задолжал.

А какое было тогда имущество у Аввакума? Ни кола ни двора. Вот и взяли его патриаршие люди на правеж, били по ногам, мучили «недели с три по вся дни без милости, от первого часа до девятого». Спасибо, дал откуп Стефан Вонифатьев, а то были у Аввакума «всяк день… полны голенища крови».

Наказанье батогами на Руси не считали бесчестьем. После порки Аввакум как ни в чем не бывало являлся в дом к постельничьему Ртищеву, вел душеспасительные беседы с его сестрой Анной, великой постницей и почитательницей Неронова и… Никона. Нет, не батоги были темой непрестанных разговоров Аввакума и с братией. Надвигалось нечто совсем небывалое и по небывалости своей страшное…

Ни на день не забывал Никон своих давних разговоров с патриархом Паисием. А тут в декабре приехал в Москву посол Богдана Хмельницкого войсковой судья Самойла Богданович с челобитьем к царю, чтобы принял тот Запорожское войско под свою высокую руку. На шаг ближе стала мечта Никона о вселенском патриаршестве, о великой- православной империи. Константинопольский патриарх Афанасий Пантеллярий призывал царя и Никона двинуть рати на Царьград и вернуть православию храм святой Софии…