Русские писатели XVII века

Если в Западной Руси реформа (там ее провели раньше) укрепила национальные позиции в борьбе против польско-католического гнета и не вызвала сопротивления со стороны народа, то в Московской Руси она была воспринята как насилие над национальной культурой, как покушение на национальную самобытность.

Однако самой важной причиной возникновения раскола советские ученые считают оппозицию укреплявшейся власти царя и феодалов со стороны крестьян и посадских людей, которые были главной движущей силой сопротивления реформе. В. И. Ленин писал, что «выступление политического протеста под религиозной оболочкой есть явление, свойственное всем народам, на известной стадии их развития»[4].

«Чувства масс, — писал Ф. Энгельс относительно периода средневековья, — вскормлены были исключительно религиозной пищей; поэтому, чтобы вызвать бурное движение, необходимо было собственные интересы этих масс представлять им в религиозной одежде»[5]. Эти высказывания В. И. Ленина и Ф. Энгельса необходимо помнить, рассматривая жизнь и творчество яркого идеолога раннего раскола Аввакума, в произведениях которого «демократически-обличительная струя получила… достаточно сильное выражение»[6].

Вначале движение старообрядчества было поддержано некоторыми представителями боярства, уже отодвигавшегося на задний план дворянством, которое политически и экономически становилось влиятельнейшей силой в государстве. Впоследствии движение стало более монолитным в социальном отношении, поскольку бояре от него отошли. К началу XVIII века антифеодальный и демократический характер движения пошел на убыль, а сами раскольники превратились в «консервативных сектантствующих старообрядцев»[7].

С точки зрения исторической движение старообрядчества было направлено против прогрессивных тенденций в развитии государства. Впрочем, в периоды обострения классовых противоречий, во время Булавинского восстания и крестьянских войн под руководством Пугачева, старообрядцы выступали со своими религиозными лозунгами и были активной частью среди недовольных самодержавно-крепостническим режимом. И это находит свое объяснение в одном из писем В. И. Ленина к М. Горькому. «Было время в истории, когда… борьба демократии и пролетариата шла в форме борьбы одной религиозной идеи против другой»[8].

Такова социально-политическая обстановка, обусловившая творчество самого талантливого писателя XVII века Аввакума. Правильно понятое и критически воспринятое, оно стало одним из величайших достижений русской национальной культуры.

Есть книги, которые не стареют с веками, и к ним принадлежит «Житие» Аввакума сына Петрова.

«Не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русской природной язык», — писал Аввакум. Живой и страстный рассказ о важных событиях русской истории, в которых Аввакум был одним из главных действующих лиц, волнует как тех, кто берет в руки эту книгу впервые, так и тех, кто читал ее уже много раз.

Лев Николаевич Толстой любил читать вслух «Житие» в кругу своей семьи и делал выписки, готовясь к работе над романом из эпохи Петра I.

Федор Михайлович Достоевский утверждал, что «нашего-то языка дух — бесспорно многоразличен, богат, всесторонен и всеобъемлющ…», и ссылался при этом на «сказание протопопа Аввакума».

Иван Сергеевич Тургенев не расставался с «Житием» во время своего длительного пребывания за границей. «Вот книга!.. — говорил он. — Вот она живая речь московская…»

Об этой книге восторженно писали Гончаров, Лесков, Бунин, Эртель. Гаршин знал ее почти наизусть. Мамин-Сибиряк, говоря о «Слове о полку Игореве» и «Житии», заметил, что «по языку нет равных этим двум гениальным произведениям».

Максим Горький не раз выражал свое преклонение перед личностью Аввакума. Подчеркивая, что Лев Толстой «глубоко национален», Горький писал, что «в нем жило дерзкое и пытливое озорство Васьки Буслаева и часть упрямой души протопопа Аввакума, а где-то наверху и сбоку таился чаадаевский скептицизм. Проповедовало и терзало душу художника Аввакумово начало…» И еще: «Язык, а также стиль писем протопопа Аввакума и «Жития» его остается непревзойденным образцом пламенной и страстной речи бойца, и вообще в старинной литературе нашей есть чему поучиться».

По словам Веры Фигнер, образы Аввакума и боярыни Морозовой поразили ее сознание и никогда не покидали его в Шлиссельбургской тюрьме. Чернышевский ободрял революционеров в ссылке, приводя в пример Аввакума: «…человек был, не кисель с размазней…»

Об Аввакуме не раз писали А. Н. Толстой, Гладков, Леонов, Пришвин, Федин…

Его «Житие» было переведено во многих странах. Оно издавалось на английском, немецком, французском, итальянском, чешском, болгарском, венгерском, шведском, турецком, китайском и японском языках.

Еще в дореволюционное время сложилась большая научная литература о жизни и творчестве замечательного русского писателя XVII века. Но и теперь неустанные поиски исследователей приводят к находкам новых списков и подлинников произведений Аввакума, документов, подтверждающих и расширяющих сведения о его жизни и борьбе.