Русские плюс...

Бисмарк, конечно, ничего не придумал, он осуществил то, что «дремало» в истории: пруссаки и баварцы должны были объединиться. Ради выживания в «Европе отечеств». И Гарибальди ничего не придумал, сплачивая итальянцев. И Муссолини, который с тою же целью опирался на «римские руины». Однако это опора коварная. Когда я, оказавшись недавно в Милане и обсуждая с тамошними философами проблемы современного национального сознания, решил польстить моим собеседникам и сказал, что в их исторической памяти «дремлет» Рим, они из вежливости промолчали, но потом один наш умный итальянист объяснил мне (на ушко), что похвалить ломбардийцев за то, что они хорошие римляне, все равно что похвалить киевлян за то, что они настоящие москали. Я, конечно, зарекся впредь говорить такие глупости. Впрочем, всякая глупость тоже реальность, но в «утраченном» ряду. Надо чувствовать ряды.

История государств — это смена форм целесообразности. Это один ряд. История культуры — кипение нецелесообразных составляющих внутри этих форм. Это другой ряд. Англичане едины в контексте Великобритании как государства, но копни их души — и обнаружишь кельтов, саксов, норманнов… Копни испанцев — и обнаружишь кастильцев, басков, каталонцев… Копни русских…

Как, а язык?! Разве язык не является мощнейшим средством, сплачивающим людей в государства?

Является. Вернее, может являться, если совпадает с государственной целесообразностью. Может и не являться, если целесообразность диктует другое. Сколько государств у народов, говорящих по-немецки? (Что не мешает германской конституции считать потенциальными гражданами всех «этнических немцев», но это уже как раз культурное движение, ищущее, хоть и не находящее государственных форм.)

Латинская Америка — пример того, как языковая общность «разъезжается» с государственной целесообразностью. Меж двумя языками: испанским и португальским — поделили континент, можно сказать, «по линейке»; на будущее культуры это оказало, конечно, свое воздействие, — уже хотя бы потому, что мощнейшая страна этой части света, Бразилия, говорит по-португальски, а остальные крупные страны — по-испански, — но какие это оказались страны, зависело скорее от силовых хитросплетений истории, чем от «первоэлемента» культуры.

Впрочем, при малейшей перемене ветра «первоэлементы» дыбом встают из подсознания и выпрямляются во весь рост. Между латиноамериканскими странами отношения достаточно сложные, и с аргентинцами, например, нет никакой априорной солидарности; есть даже некоторая изначальная оппозиция, отчасти и потому, что итальянские «корни» у аргентинцев сильней, чем у других «ибероамериканских» народов; но стоило Англии столкнуться с Аргентиной на Фолклендах, то бишь на Мальвинах, — и все эти народы мгновенно ощутили себя «латиноамериканцами», «ибероамериканцами», «южноамериканцами», — в то время, как в других сюжетах они оставались эквадорцами, гватемальцами и чилийцами, а при известных условиях ощущали и прапамять, которая у одних — испанская, у других индейская, у третьих африканская…

И никуда эта полифония духа и культуры не денется — какие бы империи ни сплачивались и ни разваливались на том или ином «геополитическом пространстве». Они и дальше будут сплачиваться и распадаться по неисповедимым ритмам «силовой» истории. Но это только один уровень человеческого существования. Только один — из бесконечного множества.

Да, сейчас эти силовые напряжения дробят население гигантских держав на более или менее управляемые «средние» единицы. И «национальное» наиболее близкий (совпадающий) псевдоним для такой единицы. А уж что подпадает под этот псевдоним этнически и культурно, — тайна. Тайна памяти. Тайна личности.

Логикой тут ничего никому не докажешь. Когда украинцы отлагались от Советского Союза, они говорили о том, что спасают свою культуру от русификации. Это было реальное опасение. И логичное решение: защитить культуру силой государства. Я с этим не спорил (дискуссии шли в 1991 году), я только спрашивал: но ведь Галичина, Крым и Донбасс — области с достаточно разными культурными традициями; почему бы, логически рассуждая, каждую из этих областей не защитить своим государственным суверенитетом? Зачем подгонять их все под киевский стандарт? Тут дискуссия кончалась и начиналось кипение казачьих темпераментов:

— Развалить хочешь Украину?! — говорили мои оппоненты. — Не позволим! И обсуждать не будем твой провокационный бред!

И я их понимаю. Если бы они сказали мне в ответ: а русские что, одинаковые в Сибири и в Питере, на Урале и на Дону, — чего ж ты равняешь их всех по московскому стандарту? — я бы тоже не нашел логичного ответа, а противопоставил бы этой логике кипение казачьего темперамента: это не обсуждается! Единая неделимая Россия тысячу лет стояла…

Вот так. Стояла, а теперь затрещала.

Я, человек, выросший в этом государстве, не мыслю себя вне его. Я вне его погибну. Или вместе с ним погибну. Не как «тело» — как личность.