Русские подвижники 19-ого века

МОЛЧАЛЬНИЦА ВЕРА АЛЕКСАНДРОВНА

Молчальница Вера Александровна большую часть подвижнического времени своей жизни провела близ Новгорода, в лежащем в шести верстах от Новгорода Сырковом девичьем монастыре.

Тайна происхождения ее осталась необнаруженною. Могла знать это только графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская, которая была известна своим усердием к Церкви и которая приняла участие в Вере Александровне и определила ее в Сырков монастырь.

Вера Александровна появилась в 1834 году в Тихвине под видом странницы. Она приютилась здесь у набожной тихвинской помещицы Харламовой и прожила у нее три года, ежедневно посещая церковь, а дома занимаясь молитвою и чтением священных книг.

Затем целый год прожила она в Виницком погосте и здесь ходила за дьячковской женой, находившейся 40 лет в параличе.

Говея всякий пост, она и тогда находилась уже на такой высокой духовной степени, что иногда эта высота ее подтверждалась необычайным способом.

Тихвинский помещик Ив. Н. М. однажды, в то время, как Вера Александровна приобщалась, подошел в алтарь к северной двери и увидел причастницу, как бы окруженную особым светом. В страхе вернулся он в алтарь и потом спросил священника, кто приобщался. Тот ответил, что это известная ему Вера Александровна.

— Не могу согласиться, — заметил помещик, — это было подобие ангела, окруженного божественным светом.

Слухи о строгой жизни Веры Александровны и о том, какою видел ее этот человек, стали распространяться с такою быстротой, что Вера Александровна пожелала удалиться из Тихвина.

Идя из Тихвина по направлению к Валдаю, она на субботу остановилась на погосте Березовский Рядок. Ей понравилось, как там служили, как церковь была полна народом, как истово исполняются религиозные обряды. Поэтому она с охотою согласилась на просьбу приютившей ее крестьянской семьи Трофимовых пожить у них, почитать им священные книги и поучить их по-христиански вести себя.

Ей отвели маленькую избушку, там она и поселилась, не выходя никуда, кроме церкви. Никого она у себя не принимала. Только созывала у себя временами малых детей, учила их правильно креститься, учила молитвам и грамоте, рисовала для них картинки — изображения Спасителя, Божией Матери и святых.

Так прожила она девять месяцев.

Становой пристав заподозрил Веру Александровну в бродяжничестве, потребовал от нее паспорт. Паспорта у нее не было. За это ее препроводили в Валдайский уезд. Там присудили ее к заключению в тюрьму.

Снова начали допытываться, кто она такая. Наконец, она ответила следователю:

— Если судить по-небесному, то я прах земли. А если судить по-земному, то я выше тебя.

Это были последние ее слова. С тех пор до самой смерти, более чем 25 лет, она уже ничего не произносила, приняв на себя подвиг молчальничества. Только два раза перед смертью она сказала по нескольку слов.

Из Валдая Веру Александровну перевели в новгородский острог. Здесь она содержалась почти полтора года. Затем ее заключили в дом умалишенных, где она провела тоже полтора года. В обоих местах она по-прежнему отдавала себя подвигам молитвы, и, наконец, по ходатайству графини Орловой, была помещена в Сырков девичий монастырь.

Терпеливо переносила она унижения и страдания тюрьмы, и так впоследствии писала об этой поре: "Мне хорошо там было, я блаженствовала там. Благодарю Бога, что Он удостоил меня пожить с заключенными и убогими".

Когда настоятельница монастыря приехала в заведение умалишенных, и спросила Веру Александровну, желает ли она жить в монастыре, та пала на колени перед иконою Спасителя, сделала несколько земных поклонов и, сложив руки на груди крестом, поклонилась настоятельнице в ноги, выражая тем свое согласие. Очень может быть, что она давно мечтала приютиться в монастыре, но не смела проситься туда, не имея паспорта.

Весть, привезенная игуменией, была для нее очень радостна, но лицо ее осталось спокойно. На нем не видали никогда ни слез, ни улыбки.

Та любовь к Богу, которая всегда наполняла молчальницу, теперь пылала в ней всепоглощающим огнем. Она написала на келейной записочке слова Амвросия Медиоланского: "Ты ми еси, Боже, дражайший, желательнейший, люблю Тя паче неба и земли и всего, яже на них".

Жизнь ее была сурова, жестока: из кельи молчальница выходила только в церковь, к себе принимала сначала только одну служившую ей сестру. От посетителей она уходила из монастыря и пряталась в ближайшие кустарники.

Однажды в год она выходила за стену монастыря на то место, откуда был виден Новгород с его храмами, и острог, и дом для умалишенных, где она жила.

Здесь молилась она, задумчиво смотрела на город с его святынями, на место, где страдала, и потом тихо шла в келлии, опять на целый год.

Пища ее была убога. Однажды в день ей приносили из трапезы немного кушанья и хлеба и подавали в окно келлии. Но и из этого она уделяла нищим, а, если нищие не приходили, то вечером она выносила это в садик и кормила птиц, которые сейчас же слетались к ней.