Русские поэты второй половины XIX века

1-й ведущий. «Я гляжу на медленно, с одышкой декламирующего Алексея Николаевича: я невольно забыл уже про его уродливую фигуру с болезненно-бледным, задумчивым, почти скорбным видом, про его халат, про его обстановку.

Стены комнаты точно раздвинулись широко-широко передо мною…

Прилив восторга пробегает мурашками по телу… Боишься пошевелиться, чтобы не пропустить звука голоса… хочется почему-то плакать… А стихи все льются, все журчат, как журчат великие воды по петербургским мостовым, как рождается свободная песня жаворонка в полях, под чистым, лазурным небом, которое тянет меня из столицы… и вот начинает мне уже казаться, что судьба бедного, одинокого Апухтина родственна с судьбой блестящей, но лишней, даже дерзкой, на празднике всеобщего возрождения, надежд и любви, снежной глыбы, о которой так мастерски, так грустно и вместе с тем так вдохновенно он читает…» (из очерка Александра Жиркевича «Поэт милостию Божьей», 1906).

2-й ведущий. Из письма А. А. Апухтина однокласснику и другу П. И. Чайковскому, 1865 год: «Ты как наивная институтка, продолжаешь верить в „труд“, в „борьбу“! Странно, что ты еще не упомянул о „прогрессе“! Для чего трудиться? С кем бороться? Пепиньерка, милая, убедись раз и навсегда, что „труд“ есть иногда горькая необходимость и всегда величайшее наказание, посланное на долю человека, что занятие, выбранное по вкусу и склонности, не есть труд, что музыкальная деятельность для тебя такой же труд, как для госпожи N разговоры M или для M покупка нового галстука. Неужели же то, что я любуюсь красотой X, считать тоже трудом?

Недурен также твой совет заняться литературой: в те времена, когда в России несколько дворян занимались литературой, я еще мог быть писателем, но теперь никакие силы не заставят меня выйти на арену, загроможденную подлостью, доносами и… семинаристами. Для меня в современной русской литературе есть только одно священное имя: Лев Толстой. Остальное все от Каткова до Писарева стоит в моем мнении наравне с Волынским и Австрийским полками».

1. Современным витиям, с. 130.

2. Дорожная дума, с. 141.

3. В дверях покинутого храма…, с. 199.

4. Падающей звезде, с. 186.

МФ № 2

1-й ведущий. «Главную силу г. Апухтина составляет изящество стиха, почти всегда мелодичного, льющегося плавно и свободно. Неровности, шероховатости, натяжек у него мало; есть целые пьесы, против которых безоружна, с этой точки зрения, самая придирчивая критика. Погони за внешними эффектами не видно нигде; идеал г. Апухтина – художественная простота, завещанная великими поэтами.

Грусть нашего поэта почти всегда такова: в темноту пробивается луч света, или, по крайней мере, самая темнота не вовсе отнимает ясность и спокойствие духа. В «весенних песнях» картинам улетевшей молодости и былого счастья противопоставляется жизненный отцвет – тяжелый, безотрадный; к сердцу поэта, «как в дверь тюрьмы, уже начала прокрадываться стужа, печальная предвестница зимы». Что же, унывает ли поэт, отдается ли он весь бесплодным сожалениям? Нет, в самом ожидании близкой ночи он находит источник бодрящего чувства» (из статьи К. Арсентьева «Содержание и форма в новейшей русской поэзии», 1887).

5. Я покидал тебя…, с. 101.

6. Я люблю тебя так…, с. 124.

7. Минуты счастья, с. 137.

8. Я ждал тебя…, с. 144.

9. В уютном уголке…, с. 188.

10. О, будь моей звездой…, с. 159.

МФ № 3

2-й ведущий. «Содержанием своих стихотворений Апухтин стоит совершенно в стороне от той небольшой фаланги молодых поэтов (Надсон, Минский, Мережковский и др.), которая выступила на литературную арену в конце 70-х и начале 80-х годов. Это поэт любви, – не пылкой, сильной и могучей, но меланхолически скорбной, романтически разочарованной, аристократически сдержанной. Как поэт любви, Апухтин проще, искреннее и задушевнее многих других поэтов современности, у которых мысль сдавливает и без того несколько туманное, сбивчивое и неглубокое чувство» (из статьи А. Волынского «Поэт любви», 1891).

11. Истомил меня жизни безрадостный сон…, с. 176.

12. О, не сердись на то…, с. 249.

13. Когда так радостно…, с. 116.

14. О да, поверил я…, с. 230.

15. Мне не жаль, что тобою я не был любим…, с. 213.

16. Ни отзыва…, с. 144.

МФ № 4

1-й ведущий. «Любовь, которую изображает постоянно Апухтин, любовь более или менее изнеженного человека, любовь артиста, то неглубокое, пожирающее чувство, но чувство дилетантски аристократическое, меланхолически сладострастное, капризное, в себе сосредоточенное. Проносятся смутные очертания безумных, бессонных ночей – непременно безумных, непременно бессонных. Нет бунтующих, глубоко человеческих порывов: болезненная чувствительность, тончайший яд сомнений, мучительно ревнивое внимание к мельчайшим ощущениям и в себе, и в других – это и есть аристократически дилетантская любовь, с цыганскими песнями у Яра, с замороженным шампанским, загородными пикниками. В этой любви есть искусство, но нет захватывающей стихии цельности, покоряющего и покоренного чувства» (из статьи А. Волынского).

17. Любовь, с. 177.

18. Мухи, с. 180.