Русские поэты XVIII века. Стихотворения, басни

Сумароков создал целую школу последователей, которые добивались в своих сочинениях «чистоты слога» и обращались к «разуму» читателей, думая воспитывать в них моральные и гражданские добродетели. Самые крупные из его последователей в итоге создали принципиально новые произведения, о Сумарокове мало напоминающие. Это М. М. Херасков, создатель «Россияды» (1779), первой русской эпической поэмы на национально-историческом материале; В. И. Майков, автор комической пародийной поэмы «Елисей, или Раздраженный Вакх» (1771); И. Ф. Богданович, автор поэмы «Душенька» (1783), ставшей классикой русской поэзии в «легком» роде. В лирических жанрах они, однако, развивали традиции Сумарокова.

Достойным преемником ломоносовского «великолепного» стиля, предназначенного для превышающих человеческую меру вещей, был В. П. Петров, которого Екатерина II в 1770 г. объявила «вторым Ломоносовым». В 1770-х гг. он был почти официальным придворным поэтом, выразителем и пропагандистом идей и планов императрицы и князя Г. А. Потемкина, в особенности, проекта отвоевания Константинополя и восстановления Греции. Его оды часто больше по размеру, чем ломоносовские, и отличаются еще более славянизированным и витиеватым стилем, но поражают не столько обилием слов, сколько мыслей – серьезностью и глубиной оценок внешнеполитической ситуации, историческими и философскими идеями. Почитатели Петрова, помимо поэтической изобретательности, ценили в нем глубокий ум и благородные нравственные убеждения. «Умный Петров», «пламенный Петров, порывистый и сжатый», – так отзывались о нем писатели пушкинского времени. Вот, например, обращенная к Екатерине II заключительная строфа его оды «На взятие Варшавы» (1794):

Живи, пока твоя держава,
Картина блещущих чудес,
Истории краса и слава
И образ правоты небес,
Всех очи усладит и слухи,
Возвысит чувства всех и духи.
Пока в порядке состоя
От тли свет будет безопасен,
С намереньем Творца согласен,
Чист, светел, как душа твоя.

Как и Ломоносов, Петров представляет Россию без подробностей, «в одном огромном очерке», при этом мысль его обращена даже не к ней, а к «намерению Творца», которое он усиливается разгадать, к «правоте небес», в которую он твердо верует и образ которой он желает разглядеть в Российской державе. В будущее, в отличие от Ломоносова, Петров, современник Французской революции, смотрит без энтузиазма и с некоторой тревогой: ведь это «пока» свет состоит «в порядке» и безопасен «от тли», это только «пока» держава Екатерины II возвышает «чувства всех и духи» (а когда-нибудь, очевидно, придет этому конец). Иначе говоря, за этими стихами, имеющими вид неумеренной похвалы, есть некая историософия, мысли поэта о предназначении России и мировой истории, а в частности, о месте, отведенном в ней царствованию Екатерины II. Потенциал похвальной оды ломоносовского типа Петров реализовал едва ли не до предела.

* * *

Новая эпоха в русской поэзии началась с Г. Р. Державина. У каждого из трех «отцов российского стихотворства» он взял свое. У Ломоносова – полет воображения, изобретательность («остроумие»), душевный подъем («восторг») и героико-патриотический пафос, у Сумарокова – человечность, искренность чувства, жар сатирического негодования и озабоченность моральной стороной общественной жизни, у Тредиаковского – манеру безбоязненно смешивать стили и употреблять редкие слова. Но Державина нельзя назвать последователем ни каждого из них по отдельности, ни всех вместе взятых. Он, по собственному выражению, в 1779 г. «избрал свой совсем особый путь», начал вырабатывать собственную поэтическую манеру, подчеркнуто индивидуальный стиль, служащий целям непосредственного самовыражения.